Глава 19. В которой, наши герои наконец-то собираются все вместе, а читатель встречает многих старых знакомых (продолжение)
Чинно раскланявшись с семейством оружейников и уважительно поручкавшись с его главой, ганзеец направил стопы к стоящему поодаль Вольфу, дружески облапил его, похлопывая по плечам. Старые приятели отошли в сторонку, что-то негромко обсуждая. Предоставленный сам себе Кугель младший, скромно, как подобает благовоспитанному молодому человеку, устроился в уголке и принялся с любопытством разглядывать убранство ратуши и собирающихся гостей.
Внимание юноши среди всего прочего привлекли затянутые в зеленые мундиры фигуры караульных гвардейцев у входа. Алые обшлага рукавов и воротники говорили о том, что солдаты служат в первой роте лейтенанта Фон Зига. Сам Альберт, значительно повзрослел и возмужал с тех пор, как наш читатель впервые мог познакомиться с бывшим оруженосцем на страницах нашего предыдущего повествования (ссылаться на которое в этой главе мы будем еще не раз). Подкручивая черный, длинный ус, он разгуливал по залу, кивками приветствуя знакомых мужчин, орлиным взором заправского сердцееда выискивая в толпе хорошенькие личики приглашенных на праздник, незамужних представительниц слабого пола. Между тем, наш бравый вояка не забывал и о служебных обязанностях, время от времени бросая строгий, придирчивый взгляд в сторону застывших у дверей часовых. Ничто не выдавало того голенастого насмерть перепуганного юнца, каковым он попал в компанию наших героев, в этом высоком, статном офицере, грозном для врагов, собственных подчиненных и родителей девиц на выданье.
Постепенно просторная ратуша все больше и больше заполнялась приглашенными. Среди поселенцев: европейцев и русских, то и дело мелькали экзотические наряды и раскрашенные "по-праздничному" физиономии, индейских вождей. Наиболее влиятельные представители подвластных и союзных племен были приглашены для участия в торжестве, и надо сказать не все из этих почтенных аборигенов явились на празднество в своих традиционных одеяниях. Некоторые, желая подчеркнуть свою зажиточность и вес в обществе, нарядились в непривычные рубахи, камзолы, колеты и кафтаны. Все эти разгуливающие по залу, чинно раскланивающиеся между собой и ведущие неспешные беседы кто о делах, а кто и просто "за жизнь": промышленники, торговцы, моряки и военные, даже туземные вожди и старейшины были теми, чьими трудами и заботами становилось на ноги Новоросское государство. Это они ходили в экспедиции, исследующие дикие, неизведанные просторы Нового Света, торговали, строили, воевали, пахали землю, буквально "с нуля" создавали мануфактуры и мастерские. И нет ничего удивительного в том, что именно эти люди должны были стать элитой нового общества.
Отдельной кучкой держались собравшиеся у стены и с любопытством, разглядывающие и негромко обсуждающие между собой всю эту кутерьму лиц и костюмов, иностранцы. Есть немцы, голландцы, испанцы. Из иноземных послов лишь Теглев, представитель Московского княжества, держится с местными на равной ноге. Здесь он "свой, среди своих", также прогуливается по залу обменивается приветствиями и шутками со знакомыми. Среди купцов, и капитанов привезших и кораблей, выделялась уже знакомая нашему читателю невысокая, тщедушная фигура доминиканца, того самого, которого мы уже видели во дворце губернатора Эспаньолы — синьора Бомбадильи. Остроносая, крысиная физиономия отца Диего выражала величающую приязнь и радушие, тонкие губы то и дело кривились в слащавой улыбке. Но глаза — черные, глубоко посаженные, только очень опытный и внимательный наблюдатель сильно постаравшись мог прочесть в них тщательно скрываемую злобу, ненависть и презрение, которые этот монах-шпион на самом деле питал ко всем этим выходцам из черни, бывшим рабам, дикарям и еретикам, возомнившим о себе, что они могут владеть этой землей и пользоваться ее богатствами. Пока ему оставалось лишь бессильно скрипеть зубами, натягивать на себя маску доброжелательности и смирения, и наделяся, что в один прекрасный день все изменится. И уж тогда он отомстит за все. За то, что первые две недели его, невзирая на сан, не пускали в город, ссылаясь на явно надуманный, просто смехотворный предлог, что он якобы может принести с собой какие-то болезни. Словно не являются все болезни бичом божьим, служащим для наказания грешников и укрепления праведников. А кощунственное заявление здешнего князька, этого не весть откуда вылезшего узурпатора о том, что он является главой церкви в этой стране и подмявшего под себя и объединившего под своей властью всех здешних служителей церкви католиков и православных? Это ли не самая вредная и опасная ересь, которую только можно себе представить? Он ставит под сомнение власть Папы! Самого наместника божьего! Проклятье! Все хитроумные планы, и замыслы, складно и логично строившиеся на солнечной Эспаньоле, здесь на мрачном севере, они рушатся, идут "псу под хвост". Эти богомерзкие еретики не позволяют читать проповеди в здешних храмах, лишая возможности исподволь воздействовать на умы местных католиков и покидать пределы городских стен, чтобы нести свет истинной веры в языческие селения и настраивать дикарей против здешней власти. Они даже набрались наглости угрожать ему! Нет, не прямо, конечно. На это они бы никогда не осмелились. Проклятые еретики не настолько глупы, чтобы давать ему в руки такой козырь. Просто предупредили, что места здесь дикие, с одиноким путником легко может приключиться беда, и стоит только отцу Диего покинуть черту городских валов, как за его жизнь никто не даст мелкой монеты.
При этих мыслях такая ярость охватила святого отца, что он вынужден был, шепча молитву, потупить взор. Но сколь ни мимолетной была вспышка гнева, она не укрылась от пары зорких глаз. Был в зале тот самый опытный и внимательный наблюдатель, который ни на минуту не упускал из вида папского шпиона.
Начальник контрразведки княжества Арунас Прускайтис стоящий неподалеку с группой военных и казалось бы ведущий непринужденную беседу, усмехнулся в начинающие седеть усы. Проклятый святоша вновь выдал себя. Пусть кратковременным был миг, когда с крысиной физиономии святого отца сползла маска слащавости, но в очередной раз подтвердились подозрения Емелина, поручившего своему заместителю лично контролировать все передвижения папского шпиона. Арунас ни капли не сомневался, перед ним был враг, только пришедший не с обнаженным мечом, а скрывающий ядовитое жало за льстивой улыбкой и от этого еще более опасный.
С самого его приезда в Форт Росс, доминиканец находится под плотной опекой, любые его попытки хоть как-то контактировать с паствой, тут же пресекаются. То вдруг на площади, где он пытался в обход наложенных на него запретов прочитать проповедь, появилась группа акробатов и уличных музыкантов, так удачно, незадолго до этого прибывших из Европы, и привлекла к себе внимание зевак. То внезапно пропадет индеец-проводник, подрядившийся довести паписта до ближайшей туземной деревни. Кандидатуру другого провожатого отец Диего отверг сам, видно старая лисица, что-то почуяла. А ведь какой был шанс, одним ударом кинжала разрешить проблему.
Увы, избавиться от паписта легально нет никакой возможности. Слишком много среди новроссов — добрых католиков. Они и так с некоторым недоумением и непониманием приняли решение Егора подчинить себе церковную власть. Если бы не поддержка отца Бонифатия, вполне можно было ожидать беспорядков в Форте Росс. Сам Арунас к религиозным проблемам довольно безразличен, слишком многое в жизни довелось повидать и почувствовать на своей шкуре, чтобы слепо доверять церковникам. Он словно верный пес — волкодав стоит на страже доверенного ему хозяином стада и слишком дорожит своим теперешним положением, чтобы подпустить к нему любого хищника, чьей бы шкурой тот не прикрывался. Пока ситуацию удается удержать под контролем и не малую роль в этом играет то уважение, с которым переселенцы первой волны, составившие костяк новросского общества, относятся к своим теперешним правителям.
Появление семейств Щебенкиных и Емелиных вызвало в зале необычайное волнение. Оживленней зашушукались в группке иноземцев, а местные, обступили вновьприбывших тесной толпой. Практически у каждого нашлось к ним какое-нибудь важное дело. Да, да дорогой читатель не удивляйтесь. Дело в том, что, по мнению подавляющего большинства граждан Новороссии все наши современники находились друг с другом в родстве. Степень этого родства, правда точно никому была неизвестна и варьировалась в зависимости от фантазии рассказчика. Надо ли удивляться тому, что значительная часть любви и почитания, испытываемого подданными к князю и княгини, проецировалось и на "княжью родню". Тем более, что сами ее "представители" вполне были достойны уважения и за свои собственные деяния, направленные во благо княжества и его обитателей.