Таким оказался Сила Осипович Аничков (Оничков), прибывший на воеводство 28 октября 1666 г. Хабаров сразу же обратился к нему с просьбой отпустить его на Амур, чтобы строить там города и заводить пашни. Фактически Ерофей Павлович испрашивал у нового воеводы должность приказного человека на Амур. Аничков в душе поддерживал землепроходца. Но, будучи новичком в Сибири и всего лишь уездным воеводой, он не рискнул самостоятельно удовлетворить эту просьбу. Он лишь посоветовал Хабарову самому поехать к тобольскому воеводе Петру Годунову и схлопотать у него назначение на амурскую службу. Чтобы хоть как-то помочь Ерофею Павловичу, Аничков предложил ему командировку до Тобольска, а если нужно — и до Москвы, в качестве провожатого годовой ясачной казны и деловых бумаг Илимского воеводства. Хабаров был рад и этой возможности. Он надеялся на всесилие тобольского воеводы. Ведь среди своих коллег по службе в Сибири он считался старшим (главным). Должность тобольского воеводы замещалась, как правило, боярином. Свои распоряжения сибирским воеводам он писал «с указом», а они, в свою очередь, должны были действовать «по государеву указу и по тобольскому наказу» и слушать во всем «государевых грамот и тобольских отписок». Тобольские воеводы могли, не списываясь с Москвой, самостоятельно назначать в небольшие сибирские городки детей боярских для исполнения ими приказной службы. Хабарову было хорошо известно, что на протяжении 9 лет в Енисейск посылали на воеводство детей боярских из Тобольска, в Илимск — из Якутска и Тобольска. В Нерчинск на смену Пашкову в 1660 г. был назначен распоряжением тобольского воеводы сын боярский Ларион Борисович Толбузин, которого Ерофей Павлович хорошо знал. Да мало ли было таких примеров! Хабаров вполне мог рассчитывать на получение из рук тобольского воеводы должности приказного Даурской земли, тем более что он, как ее первопроходец и исследователь, имел на это большее право, чем кто-либо другой. И со свойственными ему решительностью и оптимизмом он заторопился в Тобольск отстаивать свое право на даурскую службу.
Дорога Хабарову предстояла тяжелая. Будь он помоложе, то мало бы об этом думал. Теперь же годы давали себя знать, и всякое могло случиться с ним в пути. Поэтому Ерофей Павлович решил устроить свои дела. Человеком он был, как и все его современники, верующим. Еще раньше он поставил часовенку («крест по обещанию») при впадении в Лену Киренги. В 1663 г. он пожертво-, вал вместе с односельчанами деньги на строительство Троицкой церкви в Киренском монастыре. Через два года старец монастыря Варлам с монастырской братьею, жалуясь, что у них хлеб молоть негде, уговорили Ерофея Павловича передать в монастырь мельницу. Хабаров сделал так, как они просили, но оговорил только одно условие относительно подаренной мельницы: пожизненное право молоть на ней хлеб из своего хозяйства. После же «срока» (смерти) мельница становилась полной собственностью монастыря, а дети, внуки, племянники («род и племя») Ерофея Павловича теряли на нее всякие права7.
Однако старцы рассчитывали, что рано или поздно Хабаров передаст им всю свою деревню. С 1663 по 1667 г. они уже успели округлить монастырские владения за счет земель соседей Хабарова. Граница монастырских земель подступила к Хабаровке. Когда стало известно о решении Ерофея Павловича ехать в Тобольск, а возможно и в Москву, к нему в деревню зачастили монастырские власти — старцы Савватей и Иона, казначей Нехорош Павлов. В конце концов они уговорили Хабарова пожертвовать в пользу монастыря и свою деревню. Хабаров отдавал в монастырь только недвижимость. Наиболее ценные вещи (медную посуду, железные предметы), а также насеянный хлеб, мелкий и крупный рогатый скот и лошадей он распродал сам.
Старцы обещали Ерофею, что «если ему по дороге судом бо-жием смерть случится», то поминать его, Василису и их родителей. Кроме того, по условию пожалования, они постригали в монастырь 5 нищих, убогих людей и ежегодно давали на пропитание «старицам на корм по пятидесяти пуд ржаные муки». (В 1723 г. в Хабаровке проживало 33 человека. Деревня числилась за Киренским монастырем вплоть до секуляризации церковных земель, т. е. до 1762 г.)
Из Илимска с ясачной казной и документацией Ерофей Павлович отправился в июле 1667 г., а осенью прибыл в Тобольск. Воеводой там был энергичный и деятельный боярин кн. Петр Иванович Годунов. Он прославился своими попытками проведения некоторых хозяйственно-административных реформ в Сибири и работами в области картографии. К приезду Хабарова в Тобольске под руководством Годунова заканчивали составление первой генеральной карты Сибири с соответствующим описанием, и познания Ерофея Павловича по географии и картографии Восточной Сибири и тем более Амура пришлись как нельзя кстати.
15 октября 1667 г., в день утверждения генеральной карты Сибири Годуновым, Хабаров подал ему челобитную с просьбой отпустить его на Амур для строительства городов и заведения хлебной пашни. «А я, — обещал Хабаров, — для тое… государевой службы и прибыли подыму на своих проторях сто человек и на своих судах и хлебными запасами. С тех мест, где поста-витца город и остроги, будет… великим государем в ясачном сборе и в пахоте прибыль».
Челобитная Хабарова очень импонировала Петру Годунову. Проводимые воеводой мероприятия в Сибири были направлены на увеличение государственной прибыли и сокращение казенных расходов. Хабаров предлагал, легко ли сказать, снаряжение большого отряда за свой счет. В его предложении для казны была прямая и экономия и прибыль. Но, как ни велик был соблазн, Годунов не рискнул дать положительный ответ землепроходцу.
Через руки Петра Годунова не так давно прошла отписка из Якутска воеводы Большого Голенищева-Кутузова, извещавшего о восстании против воеводы Обухова, расправе с ним и бегстве на Амур отряда Н. Черниговского. Знакомясь с документами, Годунов глазам своим не верил. Сын боярский Никифор Черниговский, который в конце 50-х гг. XVII в. был «погонщиком» за беглецами, направлявшимися в Даурию, ныне сам ушел туда в качестве главаря беглой ватаги, в которую набрал пашенных крестьян, служилых и всяких воровских людей. А теперь этот беглый Черниговский принимал к себе в Албазин людей всех чинов и званий, недовольных администрацией. В такой обстановке Годунов не посмел взять на себя ответственность и отпустить Хабарова на амурскую службу. Имя землепроходца было очень популярно в Сибири. За ним пошли бы многие. А зто могло иметь нежелательный результат — запустение ранее обжитых районов вследствие отлива оттуда населения в Даурию. Но, отказав Хабарову, Годунов все-таки принял его челобитную и, завизировав, поручил передать ее в Сибирский приказ сыну боярскому Давыду Бурцеву, посланному в Москву с тобольской ясачной казной. Туда же порекомендовал Годунов ехать и Хабарову.
26 ноября 1б67 г., присоединившись к Бурцеву, Хабаров отправился в столицу. В Москву он прибыл 31 декабря. По окончании рождественских праздников Ерофей Павлович был принят в Сибирском приказе. Полтора месяца Хабаров сдавал привезенную им ясачную казну. Купчины-ценовщики не торопились: придирчиво сверяли местную оценку с московской, тщательно отбирали лучшие шкурки для Мастерской Царицыной Палаты и для подарков иностранным послам. Так же внимательно подьячие Якутского стола Сибирского приказа приняли у Ерофея Павловича деловые бумаги илимского воеводства: отписки, сметные и пометные денежные, хлебные и соляные списки, таможенные и ясачные книги, челобитные.
К приезду Хабарова в руководстве Сибирского приказа произошли изменения. С декабря 1663 г. вместо, боярина А. Н. Трубецкого его возглавил окольничий Родион Матвеевич Стрешнев. Дьяков Г. Протопопова и Н. Юдина заменили дьяки Г. Порошин и Л. Ермолаев, переведенные Стрешневым из приказа Большой Казны. Новой администрации имя Хабарова мало что говорило, и о его отправке на Амур никто не стал хлопотать перед царем. Поэтому Сибирский приказ ограничился лишь решением о повышении оклада Ерофею Павловичу в благодарность за доставленную издалека соболиную казну и безупречную службу, но его просьбу об отпуске на Амур и снаряжении туда отряда на собственные средства оставил без внимания.
Так ничего и не добившись, Ерофей Павлович вернулся на Киренгу в свою деревню Хабаровку. По условию завещания она окончательно переходила в собственность монастыря только после смерти Хабарова. Возможно, что свои последние годы знаменитый землепроходец доживал именно здесь. О них нам почти ничего не известно. Правда, некоторую ясность о времени кончины Хабарова вносят работы В. Н. Шерстобоева и Б. П. Полевого. В свое время Шерстобоеву, разбиравшему архив Илимской приказной избы, удалось найти челобитную монахов Киренского монастыря, в которой они извещали илимского воеводу Аничкова о смерти Хабарова. 9 февраля 1671 г. они писали: «А ныне он, Ярафей, умер», — и просили подтвердить за монастырем право на владение мельницей, деревней и пашней, завещанными ему Хабаровым в 1664 и 1667 гг. На основании этой челобитной В. Н. Шерстобоев считал, что Хабаров умер в 1671 г. Б. П. Полевой полагает, что Хабаров скончался в самом начале февраля 1671 г. С датой смерти Хабарова — в начале февраля 1671 г. — можно согласиться, если принять во внимание то, что монастыри, как правило, не откладывали акт вступления в наследство. В год смерти Хабарову могло быть 64–66 лет. Похоронен Ерофей Павлович Хабаров, вероятнее всего, в ограде Усть-Киренского Троицкого монастыря, щедрым вкладчиком и дарителем которого был записан.