Слободу Хабаров наметил создать на реке Киренге, подальше от административного надзора, где якутские воеводы «пашенных мест не дозирали». Как слободчик он брал на себя инициативу «кликать» всех желающих, обеспечивать их за свой счет ссудой и подмогой — деньгами, скотом, инвентарем. Поскольку слободы организовывались не на государственные, а на частные средства, господствующей рентой в них был оброк, натуральный и даже денежный. Вероятно, создаваемая Хабаровым слобода привлекла много желающих. Люди шли в надежде облегчить свое положение. Да и сам слободчик Хабаров, в прошлом крестьянский сын, был ближе к крестьянам, нежели представитель воеводской администрации — приказчик, обычно управляющий ими на государевой десятинной пашне.
В исторической литературе отмечено, что «деятельность слободчиков была одним из проявлений вольной народной колонизации», а сибирские воеводы пытались сковать и ослабить их инициативу. Такие действия администрации предпринимались и против Ерофея Хабарова. В одном из документов рассказывается о том, как воеводы Пушкин и Супонев попытались поселить на землю Хабарова 3 ссыльных людей. Из этой затеи ничего не вышло. Теперь Хабаров уже не был таким простаком, как раньше. Он оградил себя от посягательств администрации царской грамотой, дающей ему право лично набирать людей в слободу. Ссылаясь на этот документ, Ерофей «учинился силен» и решительно выпроводил с заимки посланного к нему с наказной памятью от воевод служилого человека. Воеводы Пушкин и Су-понев вместе с дьяком Стеншиным затаили злобу на независимого слободчика и стали затевать против него «дело». Служилому человеку, с которым повздорил Хабаров, посоветовали подать жалобу. В приказную избу вызвали промышленников, бывших свидетелями столкновения, подробно допросили их и составили протокол допроса. Дело могло бы принять нежелательный для Хабарова оборот. Но, очевидно, он мог предъявить грамоту и оправдаться, в противном случае мы бы снова увидели его в тюрьме, а не на заимке. После этого случая Хабаров стал себя вести более осмотрительно, не давая администрации повода для каких-либо нежелательных действий против себя: с киренгской пашни регулярно шел хлебный оброк, а с добытого в тайге соболя — десятая таможенная пошлина.
Описанные события по времени совпали с возвращением экспедиции Пояркова и поиском промысловиками более удобных подступов к Даурии. Слухи о богатстве нового края, несомненно, дошли и до Хабарова. Он был осведомлен об экспедициях Перфильева, Бахтеярова и Пояркова и о путях, которыми они добирались на Амур. Но сам попытать удачи на Амуре до поры до времени не решался. На это были свои причины. Ему три раза пришлось поправлять свое разоренное хозяйство, и наличных денег у него было недостаточно. Чтобы снарядить в отдаленные и малоизвестные места большую экспедицию, Хабарову был нужен денежный кредит и возможность получения из казны снаряжения. Но у Хабарова не сложились отношения с администрацией, которая притесняла его как слободчика. Особенно возненавидел его дьяк Стеншин за независимый нрав, удачливость и прямоту. В сложившейся ситуации всякую мысль об экспедиции приходилось откладывать до более подходящего момента.
И вот в 1648 г., по указанию Сибирского приказа, на смену воеводам Пушкину и Супоневу был послан в Якутск на воеводство Дмитрий Андреевич Францбеков. Дьяка Стеншина заменил дьяк Осип Степанов.
Францбеков был по происхождению ливонским немцем (Фаренсбах). Он крестился в православие и до поездки в Якутию лет 20 служил на российской службе. Не имея влиятельных родственников и капитала, Дмитрий Андреевич надеялся разбогатеть в Сибири, а затем, вернувшись в Москву, получить продвижение по службе.
Согласно заведенному порядку, воевода перед отправкой на службу знакомился с делами своего уезда. В Сибирском приказе Францбеков внимательно изучил документы своих предшественников, в том числе и отписки воеводы Петра Головина об экспедициях на Амур. Там же Францбекову был вручен воеводский наказ, содержащий подробный перечень его обязанностей по месту службы, одной из которых являлось обследование и присоединение новых земель. Одновременно новый воевода был предупрежден, что особых ассигнований на организацию экспедиций выделено не будет. Сибирский приказ ссылался на остроту финансового положения в стране и оскудение государственной казны. Эти заявления были отнюдь не голословными.