— Что «как»?
А он:
— Ну кофточку перевернете или так будем фотографировать?
Я — в зеркало, а кофточка-то шиворот-навыворот, как и была.
А когда я из отеля выезжала, сдавала карточку эту треклятую, охранник тихонько сказал, вещи мне помогая выносить, что, мол, ребята просили передать, у них камеры наблюдения не только в лобби, в холлах, на этажах, но и в лифте. Так что так. Я-то что. Это ребята просили передать. В лифте тоже… Камера… Хе-хе…
ТЮЗ. Прапорщик и пацанюрочка Тая
Ширится планета наша прапорщиками, откуда только сыплются они нам на голову и почему не идут в коммунхозы — мусор с улиц убирать или в подсобные рабочие на стройку… Что их в культуру-то всех тянет, понятия не имею. Словом, так. Новый директор одного провинциального припортового ТЮЗа (там у них порт спонсором выступает) — отставник, прапорщик. К своим актерам относится презрительно, к зрителям — как к потенциальным преступникам (все порежут, оборвут, пускать только с учителями по пятнадцать голов на одного учителя, строем, колонной по два ученика, по росту, в ногу). С ремонтом тянет, деньги разбазаривает, орет на уважаемых актеров в присутствии зрителей, доводя многих до истерик и сердечных приступов. На зрителей тоже страшно орет. Часто в туалете. Зритель уходит и не возвращается. Актеров, вне зависимости от пола и возраста, называет «пацанюрочччкы» и щиплет за разные места. Всех. Новая молодая режиссер Ольга пьесу нашла, изумительную. Пьесу-игру, пьесу-праздник. Нашла продюсера Таю, порт подключился, денег дал, костюмы там, постановочная часть, разные лесенки, кубы яркие, шары, велосипедики фантастические, сказочные шапочки для зрителей, музыка — чудо — давайте играть и праздновать.
Директор насторожился, что такое происходит, что такое не по плану, что такие пацанюрочки ходят радые. Сфокусировал хмельной взгляд — ага, новая пацанюрочка, ходит тут, командывает… Хто такая, откуда взялася… Цапнул Таю, продюсера, в коридоре, поволок горлицу юную к себе в кабинет, пропахший казармой.
— Слышь, пацанюроччка, ты шо, б…, тут вытвораешь там усе мне?! Ты шо сюды ото бегаешь? Ты шо тут э… самая, б…, умная мине тут… б…? А ну кыш из маева театра на… мине тут, б…, а ну кыш мине к…! А то я управу найду на тебе, б…!
Тая вежливо старается: мол, стоп-стоп, Феодорий Иваныч, видите ли… Худсовет, то да се.
— Ну шо?! Ну шо?! — и наступает на Таю, и дышит на нее, как третья голова Горыныча, доевшая богатыря за двумя другими головами. На четвертый день. В жару.
А Таю надо видеть. Тонюсенькая, легкая, как балеринка, лоб высокий, чистенький, такая мамина-папина дочечка любимая, нектарами вскормленная… Ножечки в третьей позиции. Голосок нежный.
— Видите ли, — продолжает Тая, — если я с вами вежливо разговариваю, это еще не значит, что меня некому защитить.
— Шо-шо?! — щурится прапор и наступает, набычившись, на Таю расслабленным блатным походнячком. — Шо ты тут мине чирикаешь, п-пацанюрачччка… — наступает, загоняя ее в угол и расставив руки, как цирковой тюлень ласты.
И тут Таин тон меняется, она выворачивается из угла, становится в позу: «Ты самм… И жжена твоя… И твои дети… И тещщща твоя…», и медленно-медленно. Вкрадчивым голосом. С шикарной оттяжечкой. Почти шепчет, но оооочень отчетливо:
— Слушай меня внимательно, пи… пи… пи… рапорщик.
— …?
— Вот сейчас я возьму свой телефон.
— …?
— Наберу один волшебный номер.
— …?
— И через десять минут сюда приедет три автобуса.
— …??
— Докеров.
— ???
— И забьют они тебя на фиг. Кас-с-с-ка-ми!
Тая подмигнула, зевнула в изящную ладошку и вышла стремительным легким шагом. Громыхнув дверью так, что посыпалась штукатурка.
И все, слушайте. И дело пошло. И спектакль сдали. И праздник детский состоялся. И я там была. И все видела, всех обнимала, шапку специальную блестящую надевала, из зала на вопросы с детьми отвечала, за своих болела, и за всех, особенно за Таю, была очень счастлива.
А директора че-то и не было… Не знаю, не было его. То ли понос. То ли что… Ну не было его.
Хеппи бёрздей меня
Конечно, сомнительный это праздник… Это приближение к статусу «дамы», как говорит моя мама. И теперь впереди два самых солидных, пышных и ответственных праздника — выход на пенсию и похороны.
Но пышных проводов на пенсию не будет, поскольку меня неоткуда провожать… По крайней мере, пока, поскольку я птиц свободный.
А других проводов я — увы! — не увижу… Хотя моя питерская подруга Лена говорит, что вполне увижу и даже очень смогу.