Воспламенившийся высокоактановый бензин тек в его венах, он стоял на краю бездны и вопил в темноту, навзрыд, пока охрипшее горло не переставало издавать хоть какие то звуки.
Он падал с крыши многоэтажки.
Он был кровавым пятном на асфальте.
Он был гимном тоски и боли, резонирующим от бьющихся в один такт сердец, одиноких и глубоко несчастных ублюдков, потерявших всякий смысл дальнейшего существования.
Он был первым глотком пива школьника-задрота, вырвавшегося из-под надзора родителей.
Он был острой заточкой в бок.
Он был ехидным смехом в лицо неизбежно приближающейся смерти.
Он был кривой ухмылкой и был тем самым безумным блеском в глазах.
Он был той самой безудержной рекой адской смеси адреналина и эндорфина.
Он был теми самыми белыми крыльями для чувака, утопающего в омуте.
Он был тем самым прости, прощай, привет.
Он был последней сигаретой, разделенной перед тем, как биологические часы организма прекратили свой отсчет.
Он был надгробной надписью и предсмертными словами.
Он был первым неуверенным поцелуем.
Он был первым ударом в морду.
Он был тем азартом и той яростью, когда сами собой сжимаются кулаки и звериные инстинкты набатом бьют в голове.
Он был танцем под Луной.
Он был пляской среди могил.
Он был жонглированием горящих бензопил посреди минного поля.
Он был безумным хороводом смерти, когда жизнь измеряется одним удачным ударом соперника и скоростью крови, вытекающей из дыры в теле.
Он был светлячком, маленьким огоньком света во тьме.
Он был песнью Люцифера.
Он был разбитыми солнцезащитными очками.
Он был чудовищем во мраке и криком в пустоту.
Он был выстрелом снайпера и пулей, ввинчивающейся в висок.
Он был ядерным взрывом.
Он был Идеей, которую невозможно было искоренить из душ простых смертных, ибо они и были этой самой Идеей.
Он был точкой и он был Вселенной.
Он был всем…
Глава 48. День 4. Агрессивная дипломатия и наглядное применение стальных яиц
Химеролог был страшен.
— Дамы и господа… к сожалению, сегодня не пришли и я должен говорить с тупым эльфийским быдлом. Я бы загнал телегу про дипломатию, но, сука, идите на#уй, я зае#ался и класть на вас всех тут хотел.
Даже страшнее, чем Корявый Самад, почти до неузнаваемости переиначивший собственную внешность трансплантацией частей тел клаконов.
— Итак, на#уй, завлите е#альники, вообще не уважаемые мной, зажравшиеся ублюдки, и вникайте в суть ситуации, е#ать вас всех в уши.
Изуродованное шрамами чудовищное создание, лишь отдаленно напоминающее нечто человекоподобное, обвело злобным взглядом единственного глаза, налитого кровью, всех присутствующих в Зале Совета, изрыгая из себя хрипло рычащий поток ругательств.
— Вы, конечно, можете меня вальнуть прямо сейчас, потому что вы тупые е#ланы, но даже у тупых е#ланов есть инстинкт самосохранения, по крайней мере, я на это надеюсь.
И каждый из Старейшин, смотрящих на человека, отзывающегося на имя Нар Отец Монстров, с высоты своих мест почувствовали нечто, пугающе похожее на тот спектр эмоций, испытанный при новости об исходе той самой битве у Холмов.
— Зырим, на#уй, какой расклад. Я Неумирающий, а вы тупые е#ланы, которых нагнули е#анутые черти, с#ка, б#ять.
Этому ублюдку, почти так же как Кровавому Ужасу, плевать на их мнение и последствия своих действий. Нет, даже не так, отродье, призванное из Геены Огненной Смешным Гурлином, хотя бы представляло себе их примерные военные и экономические возможности. Да, они были почти на голову разбиты, но большая часть ключевых позиций еще не сдались на милость нечестивых приспешников Князей Инферно, а посему даже Ингор, обладающий просто подавляющим перевесом сил, не осмеливался войти под сень этих благословленных богами лесов.
По крайней мере, так думало большинство Старейшин.
— Вкуриваем, на#уй, дальше. Без меня у вас ни#уя не получится, потому что вы тупые зажравшиеся обмудки, а значит те бесое#ы скоро придут к вам и будут вас жестко е#ать, хотя, вам не привыкать. А знаете почему именно вас? С#ка, потому что даже я не понимаю, кто из вас баба, а кто… а да, точно, это же б#ядские эльфы — здесь только бабы. Ну как бабы, доски и бревна, ну да по#ер, чертям все равно кого шпилить.
А он, никто, грязь под ногами, одиночка без малейшей хоть сколько-нибудь значимой поддержки у себя за спиной, вел себя как безумное древнее божество, спустившееся на грешную землю, дабы вдоволь поглумиться над ее ничтожными обитателями.