Человек стянул ее через голову и кинул куда-то обратно в темноту.
Спортивное телосложение, заметная сутулость, ритуальные шрамы и татуировки.
Несущий Слово просто идеально вписывался в образ руководителя полулегальной секты.
— Господа, — его хрипящий голос прозвучал оглушающе громко в царящей вокруг тишине, — наша игра почти окончена.
Люди молча смотрели на него, внемля каждому слову.
— Те из вас, кто оценит риск меньше жизни могут сейчас выйти из игры.
Холодный оценивающий взгляд, скользящий с одного скрытого полумраком лица на другое.
— Бедные слепые дураки… — протянул Первожрец, и Игорь внезапно понял, что он цитирует кого-то, ибо слова неизвестного ему человека просто идеально вписываются в этот момент и вряд ли у кого-нибудь получиться подобрать нечто более подходящее, — это те кем мы были, когда только начинали наше небольшое приключение.
Грустная полуулыбка.
— Были бедными слепыми дураками, жившими никчемной жизнью, балансируя между смертью и забвением. Но пока другие довольствовались деньгами, женщинами и ромом, мы выбрали наш собственный курс.
Костолом исчез в темноте, растворившись среди своих последователей и единомышленников.
— Поэтому мы не будем забыты…
Примечание автора.
Тот, кто сможет правильно ответить кого и откуда цитирует Костолом, получит баф "Чувство Глубокого Морального Удовлетворения" и мое личное уважение, ибо подобную классику точно нужно знать.
Глава 47.5. Вступление, на#уй
Элендил о#уел.
Старейшины о#уели.
Темный, уже привыкший к выходам своего начальства, о#уел.
А что же до Нара…
Нару было хреново. Хреново по жизни, ибо эта самая жизнь вые#ала его как самую последнюю ш#юху. Хотя, почему "как"?
Медленное скатывание по наклонной в бездну аморальности и безысходности, где его ждали лишь мрак и сырость забвения, тоски и боли, гложущих душу, саму суть его естества мириадом чудовищных гниющих клыков.
Нар устал от всего этого дерьма.
Он слишком долго представал перед этим б#ядским миром таким, каким он и хотел его видеть, ибо всем плевать на тебя и твои проблемы, а потому вертись как хочешь, ведь в противном случае безликая серая толпа, которой совершенно чужды все твои переживания и мечты втопчет тебя в грязь, смешивая с осколками вдребезги разбитых надежд.
Нар устал от постоянного лицемерия всех и вся.
Ему надоело, что каждый, с#ка, раз перед тем как выйти на улицу он натягивает на свое неровно сшитое по кускам е#ало уже давным-давно приевшийся образ по#уиста-раздолбая с непонятными замашками, об который разбивается большая часть давления из вне, ибо убогих на голову, большая часть человечества из-за моральных предустановок и желания не показаться самому себе в край законченной мразью, хотя бы делают вид, что жалеют.
Б#ядство.
Нар устал от того, что его жизнь не стоит по-сути ни#уя, что он сам — ,б#ять, это то самое ни#уя, никому не нужное и, с#ка, не интересное.
Никто.
Тень.
Декорация человеческой цивилизации.
С#ка, смутные очертания человека, почти раздавленного прессом общественного мнения.
Того самого мнения, которое намного лучше тебя, б#ять, знает как, с#ка, себя нужно правильно вести, чтобы, б#ять, не выделяться. Ведь если ты хоть немного возвысишься среди тех, чей предел мечтаний это пиво под монотонный бубнеж телика, то они тут же вернут тебя на привычное им место, ведь никто не должен выделяться и казаться лучше.
Нар слишком сильно устал от этого дерьма.
Да, б#ять, он сам факт того, что все летит по пи#де, смог осознать лишь благодаря деду, человеку, который, б#ять, несмотря на весь творящийся вокруг пи#дец не потерял критическую оценку происходящего и банальный здравый смысл.
И это дико бесило, ведь то, что Нар вполне возможно мог бы стать точно таким же, серым, никчемным и никому, даже самому себе, не нужным винтиком бездушной машины, перетирания человеческих личностей в ничто, именуемое "обществом" приводило его в ужас.
Вся его б#ядская жизнь была по сути неким извращенным косплеем "Бойцовского клуба".
Тщетные попытки вырваться из бесконечного и всесметающего дня сурка. Блеклая копия копии копии.
Та самая бессмысленная и беспощадная борьба одиночек против системы. Они знают, что вряд ли у них получится хоть что-нибудь исправить, но, с#ка, если не они то, б#ять, кто?
Алкоголь, сигареты, наркотики и неадекватные друзья — все возможные средства для выхода из порочного круга, не замечая, что это лишь смена одного пи#деца на другой.
Нар слишком сильно устал от всего этого.
За те короткие мгновения пока подошва его сапога летела к резным створкам двери, а из пасти вылетали переиначенные слова из нестареющей классики в лице "Джей и Молчаливый Боб наносят ответный удар" сознание, агонизирующее под то самое "две тысячи баксов за сигарету…", заставляющее саму душу биться в истеричных корчах, жаждя вырваться из тесной оболочки ничтожного и приземленного тела, окончательно вывернуло само себя наизнанку, приходя к первозданному состоянию его истинной личности, незамутненной тщетностью и безысходностью повседневного бытия.
Да, возможно, спустя какое-то время маска того самого придурка, которым видела его большая часть знакомых, вновь вернется на свое место, ибо иногда маски слишком сильно прирастают к коже и полностью заменяют истинное лицо.
Да, возможно, так оно и будет, но…
С#ка, не сегодня и точно не сейчас.
Две тысячи баксов за сигарету и даже полжизни не жалко за это…
Воспламенившийся высокоактановый бензин тек в его венах, он стоял на краю бездны и вопил в темноту, навзрыд, пока охрипшее горло не переставало издавать хоть какие то звуки.
Он падал с крыши многоэтажки.
Он был кровавым пятном на асфальте.
Он был гимном тоски и боли, резонирующим от бьющихся в один такт сердец, одиноких и глубоко несчастных ублюдков, потерявших всякий смысл дальнейшего существования.
Он был первым глотком пива школьника-задрота, вырвавшегося из-под надзора родителей.
Он был острой заточкой в бок.
Он был ехидным смехом в лицо неизбежно приближающейся смерти.
Он был кривой ухмылкой и был тем самым безумным блеском в глазах.
Он был той самой безудержной рекой адской смеси адреналина и эндорфина.
Он был теми самыми белыми крыльями для чувака, утопающего в омуте.
Он был тем самым прости, прощай, привет.
Он был последней сигаретой, разделенной перед тем, как биологические часы организма прекратили свой отсчет.
Он был надгробной надписью и предсмертными словами.
Он был первым неуверенным поцелуем.
Он был первым ударом в морду.
Он был тем азартом и той яростью, когда сами собой сжимаются кулаки и звериные инстинкты набатом бьют в голове.
Он был танцем под Луной.
Он был пляской среди могил.
Он был жонглированием горящих бензопил посреди минного поля.
Он был безумным хороводом смерти, когда жизнь измеряется одним удачным ударом соперника и скоростью крови, вытекающей из дыры в теле.
Он был светлячком, маленьким огоньком света во тьме.
Он был песнью Люцифера.
Он был разбитыми солнцезащитными очками.
Он был чудовищем во мраке и криком в пустоту.
Он был выстрелом снайпера и пулей, ввинчивающейся в висок.
Он был ядерным взрывом.
Он был Идеей, которую невозможно было искоренить из душ простых смертных, ибо они и были этой самой Идеей.
Он был точкой и он был Вселенной.
Он был всем…
Глава 48. День 4. Агрессивная дипломатия и наглядное применение стальных яиц