Я не мог найти общий язык с моими братьями. Только Георгий меня понимал, а все другие считали бесплодным мечтателем. «Слишком он нос задирает. Это учитель Лариос его испортил, да еще Смирна с ее Лулудясами и Шейтаноглу…» — говорили они. Им не нравилось, что я не ограничивался интересами нашей деревни, а смотрел шире. Напрасно я пытался объяснить, что быть крестьянином — это не значит отгораживаться от прогресса. «Не старайся продать слепому зеркало», — говорил один мудрый нищий турок. И это было совершенно справедливо.
Однажды утром, когда дома никого не было, раздался стук в дверь. Я открыл. Передо мной стоял турецкий полицейский. Я спросил его, что ему нужно, и он сказал, что я срочно должен явиться к начальнику участка. Я последовал за ним. На душе у меня было тревожно, ничего хорошего такие приглашения не сулили. Но увидев начальника полицейского участка, я подумал, что он человек добрый.
— Садись, сынок, — пригласил он.
Я облегченно вздохнул, почувствовав доброжелательность в его голосе.
— Ты знаешь, зачем я тебя позвал?
— Откуда мне знать, эфенди? Думаю только, что ничего плохого ты мне не сделаешь.
— Почему же ты так думаешь?
— Односельчане говорят, Керим-эфенди, что никогда еще в наших местах не было такого хорошего начальника, как ты, — осмелев, ответил я.
Ему понравилась моя лесть.
— Я хорош с хорошими людьми, — ответил он. — Но в вашей семье дела творятся не очень-то хорошие.
Я немного испугался, но не подал вида. Я стал убеждать его, что произошла какая-то ошибка, ведь всем известно, что мы люди тихие и никогда не делали ничего против властей.
— У тебя есть брат, — перебил меня полицейский начальник. — Он дезертировал из турецкой армии и сбежал в Грецию. Оттуда он прислал вам письмо. Что он там пишет — я не знаю. Мне прислали его из цензуры. Наверное, она нашла в нем что-то противозаконное…
— При чем же тут наша семья, эфенди? — подумав, ответил я. — Кто совершил глупый поступок, тот пусть и отвечает за него сам.
— Ты не бойся, сынок, — сказал турок. — Взыскивать с вас за поступок брата сам бы я не стал. Но я должен исполнить приказ, который получил…
Я несколько растерялся. Что у него за приказ? Может быть, меня арестуют и отправят в Кушадасы на допрос? Может быть, оставят в участке? Или что-нибудь еще похуже? Мысль моя лихорадочно работала, пока полицейский начальник ходил в соседнюю комнату. Вернувшись, он сказал:
— Вы должны заплатить пять пиастров. У тебя есть с собой или из дома принесешь? И письмо получишь на руки.
У меня отлегло от сердца. Значит, это все, что было в приказе? Я достал монету в десять пиастров, отдал ему и, забрав письмо, облегченно вздохнул.
— Благодарю, эфенди.
Он хотел было дать мне сдачи, но я отказался и попросил его выпить чашку кофе за мое здоровье. Не возражая, он положил деньги в карман.
Когда я пришел домой и вскрыл письмо Михалиса, я понял, что турки мало что поняли из него и мы дешево отделались. Этот безбожник Михалис расписывал в письме подробности своего побега, свой приезд в Грецию, вступление добровольцем в греческую армию, рассказывал, как он воевал в Янине, сколько турок взял в плен и другие свои подвиги.
Прошло около восьми месяцев после этого происшествия, и вот однажды темной ночью, когда шел сильный дождь и сверкала молния, явился сам Михалис. Мы плакали от радости, обнимались. Брат рассказал о своих приключениях по дороге домой, как он приплыл на лодке с острова Самос. Но когда он сказал, что приехал за своей долей наследства, которую хочет получить деньгами, все оцепенели. Потом Костас, как старший, сказал:
— И ты не пожалел поставить на карту жизнь, чтобы предъявить это бессмысленное требование!
Михалис пытался оправдаться.
— Жизнь в Греции очень тяжелая. Земля там не кормит человека, а сама съедает его, там одни камни и болота! Мне нужны деньги. Открою лавку. Буду торговать каленым турецким горошком…
Мои братья хорошо разбирались в делах, но не были красноречивы. Взгляды их устремились ко мне.
— Говори ты, — приказал Костас.
Панагос кивнул, как бы подтверждая: «Говори!»
Я опрокинул рюмку ракии, подумав немного, начал:
— Послушай, Михалис, мы не банк и не держим всегда денег наготове, чтобы отдать их тебе. И мы не можем наспех — а значит, за бесценок — продать твою часть. Но раз уж ты, рискуя жизнью, приехал, мы постараемся — если все согласятся — занять небольшую сумму, чтобы ты не уехал с пустыми руками.