— Да, госпожа, — согласилась Милана, — и вы меня полностью убедили.
— Прошу прощения, госпожа, но вы не учитываете один важный момент, — возразил я. — Жизнь людей коротка. Без Силы людям просто не хватает времени, чтобы накопить достаточно энергии для движения дальше.
— Но я же накопила, — она насмешливо посмотрела на меня.
— Но не у всех отец — верховный жрец, — сказал я, замирая от собственной наглости.
Морена погрузилась в раздумья.
— Вы не правы, Кеннер, — наконец сказала она. — Всё зависит исключительно от желания и упорства человека. Но я признаю, что доля правды в ваших словах есть. Конечно, никто не может возвысить потомка, так что пост моего отца здесь совершенно ни при чём. Но с другой стороны, кто, кроме жреца, стал бы заставлять свою дочь с младенчества закалять дух и тренировать волю? Я плакала ночами, но всё равно упорно делала все упражнения. А потом пришёл тот час, когда это спасло и меня, и отца — вот тогда я поняла, что Светлая Госпожа оценила мой труд и улыбнулась мне. Я стала заниматься ещё упорнее, и когда в мир пришла чужая Сила, я была готова.
— А вы уже обрели духовную форму, госпожа? — с любопытством спросил я.
— Нет, мне до этого пока далеко, — с ноткой грусти ответила она. — Я могу менять форму, хоть и не совсем свободно, и могу заглянуть на духовный план. Только лишь заглянуть на мгновенье. Мы, боги — хоть мне и не нравится это слово, — недостаточно для этого развиты. Да и не стоит так уж туда стремиться — это прекрасное место, но совершенно нам чуждое и очень, очень опасное. Думаешь, почему духи рвутся к нам? Им слишком трудно выжить там.
— Но разве исчезновение духа — это не переход в духовную форму?
— Обычно это так и называют, — согласилась Морена, — но это неверно. Когда дух исчезает, он просто переходит в форму энергетического тумана. Этот туман невидим обычным зрением, но он полностью принадлежит нашему миру. Такой фокус и я могу проделать безо всякой духовной формы.
Она улыбнулась и исчезла.
— Эээ… госпожа? — неуверенно позвал я.
— Она ушла, Кеннер, — отозвалась Милана. — Я это чувствую.
— Плохо, — с искренним сожалением сказал я. — У меня были ещё вопросы.
Милана заразительно захохотала, едва не пролив на себя чай.
— Нет, Кеннер, я всё же не устаю вам удивляться, — сказала она, утирая слёзы. — Вы спокойно задаёте вопросы, которые я ни за что не решилась бы задать, и что самое удивительное, получаете на них ответы. Вам бы в журналисты пойти — вы бы все секреты раскопали.
— Такого журналиста пристукнут раньше, чем он что-то раскопает, — заметил я, вовсе не чувствуя себя польщённым таким комплиментом. — Я сам бы такого первым и пристукнул.
— Пожалуй, — согласилась она, всё ещё улыбаясь. — Но я узнаю массу новых вещей, просто слушая ваши с Мореной разговоры. Я уже начинаю задумываться, кто здесь на самом деле студент, а кто преподаватель.
— Ну, я определённо не преподаватель, — саркастически хмыкнул я. — Вообще не понимаю, что вы видите такого необычного в моих вопросах. Вполне уважительных вопросах, кстати.
— Что необычного? — она стала серьёзной. — В самих вопросах нет ничего необычного, необычно то, что вы не боитесь их задавать. Понимаете, Кеннер, мир — очень опасное место, и полон очень опасных сущностей. Некоторые могут найти оскорбительными совершенно неожиданные вещи, и многие не терпят никаких вопросов, тем более личных. Я просто не устаю поражаться, насколько Морена доброжелательно к вам относится. В общем, будьте всё-таки поосторожнее с теми, кто заведомо сильнее вас и достаточно опасен.
Я невольно рассмеялся.
— А вы знаете, что меня совсем недавно предупреждали, что вы опасны? Только не спрашивайте кто.
— Не знаю, но не удивляюсь, — она тоже улыбнулась. — Моя сила для многих непонятна, а непонятное всегда считается опасным. Восприятие душ — очень редкий дар, мало кто понимает его возможности. А вообще, мы все опасны, все те, кто перешагнул определённый порог. Посмотрите хотя бы на свою мать — казалось бы, каких опасностей можно ожидать от целительницы? А ещё многие побаиваются вашу бабушку Стефу Ренскую — никто про неё ничего толком не знает, известно только, что она очень сильна. Когда о человеке слишком мало известно, это всегда вызывает настороженность — просто непонятно, чего от него можно ждать.