Сосны прямые, как свечи, поднимались до неба одна подле другой. Птицы смолкли. Пустынно и молчаливо. В синем небе голубым раскатистым пламенем плавилась в ветре хвоя.
На южных склонах было еще тепло, на северных венецианцы чувствовали холод, как будто они были одеты не в шерсть, а в железо.
Скалы стояли вокруг, покрытые тяжелыми снегами. Нужно здесь было молчать, потому что боялись обвалов. Ехали дальше. Ехали через поле, усеянное белыми костями, ехали снова через сто песчаных холмов и ночью обмазывали головы коней кровью, потому что боялись духов.
И снова шли горы; вдали были они белы, как песок, а ближе оказывалось, что они покрыты снегом.
Шли дальше. Уже не было людей кругом; ссыхались губы, целые дни проходили в молчании. Земля была как дно высохшего моря.
Через снега вышли из гор в степи. Во все стороны виднелись только желтоватые облака и блеклые растения. Потом встретили реку. Река текла через камни и песок, в ней почти не было воды, но она была радостью. Наконец увидели людские обиталища, черные телеги и белые юрты.
Шли долго и, наконец, увидали стену[60], длинную, как четырнадцатичасовая ночь. Стена шла издали и уходила в желтый туман пустыни. Она была из глины; склоны ее одеты камнем. Никто ее не охранял, потому что воздвигли ее некогда против степных кочевников, а монголы давно уже ее перешли.
Хан жил в летнем дворце недалеко от нынешнего Бэйпина. Здесь купцы Поло отдыхали и долго учились, как войти к хану, не задевши за порог. Хан был занят и принял гостей не скоро.
Купцы меняют хозяина
Венецианцы осмотрели пестрый двор.
Много странного видели здесь итальянские купцы. Золото и серебро здесь были дешевы, а дрова дороги, и кушанья приготовляли, сжигая полынь и сухой навоз. Несториане из Сирии, монголы, китайцы, армяне шумели вокруг дворца, и тому, кто ходит вокруг ханской ставки, нужно было знать четыре языка только для того, чтобы отвечать на окрики стражи.
У дворца стояло серебряное дерево, кончающееся наверху четырьмя львиными головами и статуей ангела с трубой.
В честь прибытия посольства был дан пир.
Утром затрубил серебряный ангел наверху дерева, и из серебряных пастей львов потекли пенистый кумыс, медовое вино и рисовая водка.
Купцы познакомились с мастером-парижанином, который сделал это диво. Оказалось, что под корнями дерева устроен каземат и там сидят люди, которые управляют ангелом и дуют в трубу, а вино по трубам идет из ханской кухни.
Марко Поло так потом зарисовал рассказ отца и дяди о приеме купцов и о разговоре их с ханом:
«Пришли Никколо и Маффео к великому хану, и принял он их с почетом, с весельем да с пирами. Обо многом он их расспрашивал: об императорах, о том, как они управляют своими владениями, творят суд в своих странах, как они ходят на войны; о королях спрашивал он их, о князьях и о баронах. Рассказывали Никколо и Маффео обо всем правду, по порядку и умно. Люди они были разумные и по-татарски знали».
Остались купцы при дворе Кубилая.
…Двести лет спустя отправился на Восток, надолго покинув свою родину, русский человек — тверянин Афанасий Никитин. Ходил он из Новгорода за три моря, в Индию, и описал потом Индию очень подробно. Сказание свое записал Никитин в Новгородской летописи. А в конце сказания написано было что-то на непонятном языке. Буквы славянские, а язык непонятен.
Недавно прочли его запись. Оказалось, что так молился Никитин. Молился богу на причудливом языке, на котором изъяснялись купцы-чужеземцы на восточных базарах. Смешались тут слова арабские, турецкие, фарсидские[61] и русские.
Вот слова той молитвы:
«Ала санклие буду ниани уруси тангри сакласен…»
То значит:
«Да сохранит бог сей мир, да сохранит он русскую землю… Да устроится Россия, ибо нет в этом мире подобной ей земли…»
Тверянин Никитин молился не за свое княжество, а за всю нашу страну.
Он многое понял в дальнем мире, многое перенял у индусов и у персов. Он полюбил их. Но больше всего любил он отчизну. Он ее любил тем больше, чем больше знал мир.
Этого счастья не знал монах Плано Карпини, не знали его и братья Поло.
Для Карпини турки не люди, и в то же время они для него возможные плательщики десятины святого Петра, то есть налога в пользу папы. Они не люди, потому что нет надежды на близкое их обращение к истинной вере. Иначе людьми были бы и псоглавцы[62].
Для братьев Поло, Никколо и Маффео, мир делился на покупающих и продающих. До остального было им мало дела.
60
Речь идет о Великой Китайской стене, Воздвигнутой в 214–203 гг, до н. э. по приказу деспотичного императора Цинь Ши-хуанди якобы от набегов воинственных кочевников Севера. Цинь Ши-хуанди, объединивший Китай в конце III в. до н. э., проводил жесткую внутреннюю политику китаизации страны (по его приказу в 213 г. до н. э. в Китае были сожжены исторические и географические сочинения древности, из других были изъяты все географические сведения о соседних землях и странах); отгороженный от всего мира Китай на долгое время превратился в «центр вселенной». Правда, стена не спасла страну от набегов воинственных кочевников и не объединила ее — в III в. феодальный Китай вновь распался на ряд самостоятельных государств.
61
Фарсидский, иначе персидский, — от фарсов (парсов, персов) Южного Ирана, живущих в провинции Фарс. До 1935 г. страна называлась Персией (от санскритского «парасах», «конь», то есть «Страна конных всадников»), теперь — Иран. «Ирани», то есть «благородные», так называли себя первые индоевропейцы, завоевавшие Среднюю Азию, Иран, Афганистан и Индию за несколько тысячелетий до новой эры.
62
Псоглавцы — согласно средневековым географическим легендам, восходящим еще к античному времени, люди с песьими головами, населявшие неведомые земли: Индию, Африку, острова Атлантического океана, Южную Америку.