— Ну, милая, нравится? — спросил, сверкая полынными глазами, менестрель. — Довольна?
— А как же, — отдышавшись, смеялась Хедвика, да только и смех был словно не по своей воле, словно наворожённый.
— Пойдём отдохнём, виноградная лоза. Эй, леди, господа, дайте передышки! А ты, Каменный Король, принеси-ка нам еды, да послаще. Отдохнём — ждите новых песен! Дождю длиться долго, а Сердца-Камень не подточить! Э-хэй!
А покуда они устроились за точёным рябиновым столом у окна, народ пустился в пляс. Звёзды в воздухе смешались с пылью и соломой, запылали факелы, засияли под каменным потолком светлячки. Бородатый развесёлый хозяин таверны подошёл, покачиваясь под тяжестью подноса, выгрузил яства на стол, лихо сдвинул колпак на густых пшеничных космах:
— Сударь! Сударыня! За счёт заведения! Каменный Король угощает!
Изголодавшаяся Хедвика, у которой с утра во рту ничего кроме давешнего картофеля не было, потянулась к тарелке с сырами, к плошке с орехами, но не успела и кусочка на вилку наколоть, как тонкая, тёмная рука лютника перехватила её запястье:
— Подожди, милая. Успеешь насытиться. Вот на это посмотри.
Огляделся по сторонам и вытащил из-за пазухи полотняной мешочек, в каких лесные колдуны руны носят. Встряхнул — деревянно-каменно перестукнуло внутри, будто и вправду руны, — развязал кожаный шнурок и высыпал в пустую пиалу пригоршню ягод.
Крупная, светло-жёлтая, зернистая малина, ласково-золотистая облепиха, розовая клюква — бока упругие, в росистых каплях, словно только что сорвана. А под ними брусника, черешня, голубика, смородина… От блюдца шёл одуряющий аромат — но не того тихого леса, в каком она блуждала у виноградников, а другого — тёмного, сказочного, что гостям не рад, а лишь колдунам подчиняется.
— Винограда нет, уж прости. Да он тебе и без того поперёк души, пожалуй. Выбирай, милая! В благодарность за помощь.
— Ягодами благодаришь? — усмехнулась Хедвика, протягивая руку к манящей клюкве. И вновь не дотянулась: лютник перехватил её пальцы и прошептал:
— Навсегда запомни: ягоду тронешь — магию потеряешь. В том их ягодное волшебство, что нетронутыми растут — ни рукой, ни мыслью. Не думай ни о чём. Отпусти мысли! Ну?
«Что это он?..» — подумала так, и сама не заметила, как забылась, словно вниз по реке унеслась. Лодка плывёт, скрипят вёсла, а по берегам, по самой воде, стелются еловые лапы. Ухают совы, и первые звёзды в пасмурном небе узоры чертят…
Очнулась, вздрогнула — грудь вздымается, будто и вправду в лодке только что мчалась.
Глянула — а в пиале уже ни ягоды. Вместо них протягивает ей лютник витой браслет: на тонкой серебряной цепочке каменная малина, продолговатая облепиха, резные листья из лучистого малахита. Легли камни в ладонь тугой тяжестью, и вдруг — что-то откликнулось в сердце, тревожно встрепенулось.
— Твой синий шар отзывается. Погоди, не буди его, сам в своё время пробудится… А пока айда танцевать!
Что за дивный браслет, что за синий шар? Хедвика растерянно укрыла в ладони цветные камешки, но сжать боялась, словно живые ягоды держала, а не ледяную гальку. Но не успела и оглянуться, как браслет скользнул в широкий рукав, а сама уже закружилась, понеслась с менестрелем в дыму и чаде, под топот и смех. Пылал очаг, плыли по воздуху блики, разливался весёлый рил, и мир вокруг словно пёстрой каруселью вёл её по всем семи землям…
А потом враз стихла музыка, остановилось всё, кроме заполошного перестука на сердце, застыло пламя. Поклонился тот, кто назвался Сердцем-Камень, прищёлкнул пальцами — и исчез. А по всей таверне брызнули из огня серые искры, каменная пыль, магия высшей пробы. Толпа охнула, дрогнула, минула секунда — и бросились все, не разбирая дороги, к очагу, к крохам колдовства.
Хедвика сама не знала, как вывернулась из свары, выскочила на крыльцо, бросилась прочь под певучие струи. Дождь потеплел, по лицу, по рукам потекли водяные змеи. Одна под браслет забралась — там и свернулась среди каменных ягод. А те блеснули колдовской пылью — мол, знай, Хедвика, какое богатство тебе на руку выпало — и поутих блеск.