Она окончила львиную школу с высшими баллами, "сделав" каждого из них, мнящего себя лучше только по праву рождения. Старший Морли требовал от нее втройне больше, чем учителя - от учеников, но был недоволен, еще как недоволен, что она так постаралась и опередила Лео. "Да-а-а... - протянул он, после того, как лично принял у нее экзамены, - класс А вырождается".
Только старалась Келли, оказывается, против себя.
Каждое утро начинается с похожих раздумий. В Нью-Тауне нет даже свободы мысли. Если ты верный гражданин класса C или D, тебе не о чем думать: четкий режим дня не позволяет отвлечься. Если ты из класса В, тебе не о чем переживать, в Гражданском секторе ты самый влиятельный и уважаемый. Если ты из Львиного города - весь мир в твоем кармане. Если ты революционер - ни о чем, кроме зомбированности, не имеет смысла размышлять. К последним Келли не принадлежала, но фактически они были слеплены из одной глины.
Тут загорелся монитор телевизора - началась трансляция новостей. Телевизорами управляли из отдельного пункта, граждане не могли включать его сами, да и смотреть было бы нечего.
Пожилая дама в синем платье с белым воротником пожелала доброго утра и перешла к главному.
- Вчера вечером полиция задержала возле станции метро "Центральная" полсотни демонстрантов. Они снова скандировали лживые лозунги о вреде максинала. Никто из полицейских не ранен, но есть мирные жители, пострадавшие от рук революционеров. Сейчас преступники дожидаются суда в участке. А ночью была обнаружена подпольная типография, выпускавшая желтые листовки с клеветой против ОП и научного городка. Тираж в пять тысяч экземпляров свежих листовок сожгли на месте. ОП напоминает, что если бы революционеры не пили максинал, они умерли от болезни Грея. В свежем номере "Голос Нью-Тауна" вы найдете все подробности событий и также подборку фотографий людей, пострадавших от болезни Грея. На этот раз снимки будут цветными.
Келли, кутаясь в одеяло, подошла к телевизору, но ведущая уже сказала все, что было велено, попрощалась, и экран потух.
Только Келли подозревала: настоящая типография находится по другому адресу, а демонстрации - всего лишь отвлекающий маневр. Если движение решило пожертвовать пятьдесят человек правосудию, значит, готовится что-то важное. Эти люди не пьют максинал, их разум светел. Не может быть, что они чуть ли не добровольно сдались полиции, при их-то малочисленности. Они готовят что-то сокрушительное, или она ничего не понимает в жизни. А если это сбудется, то львам из Объединенного Правительства будет чем занять себя. И тогда ее оставят в покое хотя бы на время.
Так Келли привела в порядок сонные мысли и была готова к новому дню, двадцать пятого сентября двести девятого года новой эпохи.
Любой дом в половине восьмого утра представляет собой одну и ту же картину. Люди выходят из квартир примерно в одно время. Хлопают двери, звенят ключи и гремят брелки. Сырые подъезды наполняются топотом сапог, ботинок и ударами каблучков. Редкие приветствия и короткие разговоры перекрывает гул шагов.
Пользоваться лифтом нежелательно - полицейский обязательно сделает замечание и будет прав. "Сэр, вы ломаете очередь, из-за вас начнется давка". На нижних этажах люди обычно стоят плотно друг к дружке.
Келли непроизвольно хваталась за горло, словно у нее была ангина, и поправляла шарф, когда взгляд останавливался на серьезных, послушных детях, никогда не срывающих подъездные марши капризами или плачем. Она в детстве ненавидела эти очереди, пахнущие противной смесью из запаха духов, сырости и еды; кричала, толкалась и вырывалась из родительских рук.
У выхода из подъезда каждый глотает максинал под надзором полицейского и медсестры. Живот сжимался от тоски, когда она представляла, что среди тысяч горожан есть хотя бы один такой же, как она, который скрывает правду, выплевывает гадость и тоже одинок. Когда на нее нападала такая меланхолия, Келли работала с удвоенным старанием: не хватало еще сдаться перед собственными чувствами! Это так глупо, хотя и по-женски.