— Господин Кеару? — неодобрительно переспросила Дирка сухопарая высокая эдетанка, кажется, выполнявшая у Агилара роль экономки. — Так он ещё на рассвете убежал, ему записочку от его девушки принесли. Должно быть, что-то срочное…
— Очень вовремя, — буркнул Дирк, подумав, что от Кеару подобного и следовало ожидать, и с трудом подавив желание выругаться.
А спустя ещё полчаса, так и не дождавшись проклятого дикаря, решил всё-таки ехать к командиру Сагредо без него. И пообещал себе, что выгораживать Кеару перед вызвавшим их обоих начальством точно не станет.
Но, вскочив на лошадь, которую слуга подвёл к парадному входу дома, и тронувшись в путь, Дирк понял, что отсутствие назойливого спутника его не так уж и радует. Кеару изрядно раздражал непрестанной болтовнёй и наглостью, но его присутствие — как и суматоха последних дней на службе — неплохо отвлекало Дирка от мрачных мыслей. Теперь же, когда он оказался в одиночестве на пустынной дороге, те снова его одолевали.
Дирку не хотелось признаваться себе в этом, но с тех пор, как ему пришлось поймать проклятие змеиной жрицы, он чувствовал, что его не отпускает страх. Одно дело — честное ранение от клинка, стрелы или даже — случалось и такое — клыков и когтей зачарованного колдуном зверя. Оно либо убивало, либо делало калекой, либо просто заживало, и в этом была хоть какая-то определённость. Магия же отличалась коварством, и её последствия могли проявиться далеко не сразу, зато стать фатальными. А о чарах ташайцев и вовсе никто не мог сказать ничего в точности.
Мысли об этом доводили Дирка до исступления тёмными сулланскими ночами, когда он в очередной раз просыпался оттого, что руку дёргало болью — так, что в первый момент казалось, будто её охватил огонь, и Дирку стоило немалых усилий не перебудить криками весь дом. Но боль можно было стерпеть — в конце концов, приходилось делать это далеко не впервые. А вот бороться со страхом быть медленно сожранным чарами изнутри или вовсе обратиться в нечто похожее на пристреленного Агиларом из жалости мага оказалось куда сложнее.
Дирк всегда был уверен, что магия делает мир куда более опасным и склоняет людей к греху, заставляя их обращаться за помощью к чародеям, вместо того чтобы уповать на силу Троих. И терпеть не мог колдовство во всех его проявлениях, разве что скрепя сердце признавал пользу целительства и применения телепатии на допросах.
Увы, его выпуск из Обители Терновых Шипов как раз пришёлся на время, когда такие взгляды стремительно теряли популярность. Маги на службе Церкви и даже в личных свитах кардиналов, епископов и высокопоставленных офицеров Гончих стали пусть ещё и не обыденностью, но явлением отнюдь не редким. А мысль о том, что эффективность важнее «чистоты» средств, исходила из самого Священного Города. Недавно ставший понтификом Неро Мерьель не гнушался пользоваться услугами чародеев сам и поощрял то же среди церковного воинства.
Дирк же с жадностью прислушивался к словам тех священников, которые провозглашали реформы Мерьеля «началом конца» для Тирры. Пара таких непримиримых по отношению к магии служителей Троих нашлась даже в Обители Терновых Шипов, смущая умы будущих Гончих, пока подобные проповеди не запретили официально, а самих вольнодумцев не сослали куда-то в глушь.
А сам Дирк, выйдя за порог Обители в звании младшего офицера Гончих, поклялся, что уж он-то ни в коем случае не станет опускаться до сделок с колдунами. И втайне надеялся доказать собственным примером, что и без этого можно добиться впечатляющих результатов в борьбе с врагами Церкви.
Вот только жизнь разбила его планы вдребезги. Многообещающее начало карьеры обернулось полным крахом, пленом у зеннавийских еретиков и обвинениями в сотрудничестве с ними же. Любимая девушка оказалась дочерью тёмного колдуна, использовавшей Дирка и заманившей его в ловушку… А жив он в итоге остался только благодаря лучшему другу. Точнее сказать — бывшему лучшему другу, с которым, ещё будучи курсантом, смертельно разругался и который теперь стал воплощением всего, что Дирк так ненавидел в своих менее разборчивых в средствах сослуживцах.
Было от чего прийти в отчаянье. Тем более что и в Закатных Землях судьба продолжила ехидно глумиться над принципами Дирка, послав ему в качестве командиров любителя ташайцев и окружившего себя роскошью распутного мерзавца. Сагредо-то уж точно если и не стал ещё отступником, то явно был в шаге от этого.
***
Тийя чувствовала, что с каждым часом, который она проводила в Чёрной Крепости, силы оставляли её, утекая, как вода из прохудившегося бурдюка. И сама не знала, что тяготило её сильней: стискивавшие запястья браслеты из белопламенной стали, от которых холод волнами расходился по телу, или же стеклянным осколком засевший в груди страх — за себя и за Вивьен, которую некому защитить от могущественных врагов.
Впрочем, церковники казались ей всё же не столь жуткими, как люди из Орлиного Братства. А на вопросы офицера Гончих о торговце, который привёз её в Закатные Земли, и своём первом хозяине Тийя и вовсе отвечала с большой охотой. Последнего, когда-то решившего, что убивать недоброжелателей, заставляя свою рабыню насылать на них проклятия, окажется хорошей идеей, теперь наверняка ждали большие неприятности. И даже сейчас, сидя в тоскливом одиночестве, Тийя почувствовала, что мысль об этом подняла ей настроение.
Но когда в отворившуюся дверь её камеры вошла посетительница, то Тийе сделалось не до злорадства. Потому что обладавших магией она опасалась куда больше, чем не имевших её. А то, что вошедшая была чародейкой, Тийя почувствовала сразу: браслеты лишали возможности пользоваться собственной силой, но не ощущать чужую.
— Доброго дня, Тийя, — негромко произнесла высокая статная чародейка, бросив на узницу пронизывающий взгляд тёмно-серых глаз. — Моё имя — Дагрун, и, как ты, наверное, уже успела почуять, у нас есть нечто схожее. Пусть даже твоя сила берёт истоки у стихии земли, а моя — у воды. Но, думаю, мы всё-таки сумеем найти общий язык. Ступай за мной, — Дагрун повернулась к двери, ничуть, судя по всему, не беспокоясь, что Тийя воспротивится её предложению. И та сочла за лучшее действительно этого не делать.
Снаружи Дагрун небрежно сказала двум застывшим у порога Гончим:
— Свободны. Дальше сама разберусь, — и поманила Тийю за собой.
Так, безо всякого конвоя — впрочем, едва ли он требовался в присутствии столь сильной чародейки — Тийя шла за провожатой. Сначала по коридорам тюрьмы, а затем — и других помещений Чёрной Крепости, кажется, находившихся поблизости от тех, куда её уже водили на допрос. Попадавшиеся им навстречу Гончие не обращали на Тийю и её спутницу особого внимания, только пара из них обменялась с Дагрун короткими приветствиями.
Наконец, Дагрун подошла к одной из выходивших в широкий коридор дверей и, открыв её ключом, завела Тийю внутрь. Должно быть, это был личный кабинет чародейки, потому что обставленная изящной светлой мебелью комнатка с обоями в узкую небесно-голубую полоску и широкой кушеткой, обтянутой тканью ровно того же цвета, едва ли напоминала обычные помещения Чёрной Крепости.
— Надеюсь, ты понимаешь, что я не поболтать о погоде тебя сюда позвала, — сказала Тийе Дагрун, когда они уселись по обе стороны заваленного пухлыми томами и пожелтевшими свитками письменного стола. — Но прежде, чем начать наш разговор, сделаем-ка вот что… Протяни руки! — резко скомандовала Дагрун.
Тийя, не решившись ей перечить, вытянула ладони над столешницей. А Дагрун, вытащив из кармана своего чёрного кафтанчика маленький плоский прямоугольник из светлого металла, по очереди быстро прикоснулась им к браслетам на запястьях Тийи. «Украшения» на миг объяло зеленоватое сияние, а потом они раскрылись и, звякнув, упали на стол.