— Чародеев, Иво! — перебил его Дирк. — Людей, пусть и с определёнными способностями. А нелюдь, это… мать его, нелюдь! Тварь, которую надо уничтожить, пока она не уничтожила тебя!
— Про магов многие раньше думали так же, — возразил Иво. — А Ли полезен. Без него я бы из Нумиссы не выбрался, да и ты б художеств Дареса не пережил.
После этих его слов на несколько мгновений повисло молчание, но потом Дирк сказал:
— Всё равно, Иво. Это же адская тварь, а не домашняя скотинка! Заведи себе, что ли, попугая, раз у тебя такая страсть к экзотике… А урода своего прибей, пока он сам тебя не освежевал!
— Твои советы всё так же прекрасны и… изящны, Дирк, — покачал головой Иво.
— Просто не хочу увидеть, как ты по-глупому сдохнешь от когтистых лапок своей игрушки. Или тебя сожгут за твои выверты.
— А пару лет назад ты сам меня чуть не прибил.
— Ты же понимаешь, что это была случайность!.. Лучше, если б ты отправился мстить за своего любезного Фиенна и тебя прикончили бы императорские гвардейцы?!
— Не спорю, что я был тем ещё идиотом, Дирк. Но я надеюсь, что с тех пор мы оба хотя бы немного… набрались опыта.
— Кое-кто — даже слишком, — буркнул тот в ответ.
…Но позже, на допросах, и словом не обмолвился об Иво и его питомце. Хотя до сих пор не понял, правильно ли поступил тогда. Пусть и подозревал, что у Иво, так непринуждённо болтавшего с ним, имелись все основания не слишком опасаться раскрытия своей тайны.
— Так вы поможете мне, господин Хейден? — голос чародейки заставил Дирка вернуться к заботам настоящего. — Магия в доме госпожи Обье, это явно что-то тёмное, Церкви стоит этим заняться!
Тийя смотрела на Дирка с мольбой, и он подумал, что её, пожалуй, не так сложно будет склонить сделать то, что ему требовалось… И потом, никому не нужную девчонку в случае чего окажется несложно припугнуть, в отличие от состоявшего на службе у Гончих Андре.
— Церковь сама решит, чем ей заниматься, а чем — нет, — отрезал Дирк. — Но я, пожалуй, мог бы помочь тебе побыстрее. Если ты сама окажешь мне услугу… в неофициальном порядке, понимаешь?
«Тайный сговор с чародейкой… Чёрт, как же скверно звучит — как будто цитата из обвинения. Но это только один раз!..»
— Чего вы хотите? — быстро спросила Тийя, и Дирку показалось, что в её тоне проскользнуло презрение.
— Поговорить с мертвецом, — не стал вилять Дирк. — Уверен, ты сможешь мне это обеспечить.
— Отправив вас к предкам?.. Пожалуй.
— Думай, кому дерзишь, девчонка! Мне нужно, чтобы ты призвала… подняла… Да простят меня Двое и Создатель!.. В общем, позволила мне поболтать с убитой недавно девицей.
— Это грязная магия!.. Мерзкая, — выплюнула Тийя.
— Ага, значит, ты с ней знакома, — ничуть не смутился Дирк. Ему было страшно и почему-то весело одновременно. — Так сумеешь разговорить покойницу?.. А я уже завтра займусь проблемами твоей госпожи.
Взгляд, которым наградила его Тийя, был весьма недобрым, но потом она всё же кивнула:
— Сумею, господин Хейден. Но тогда для начала поймайте мне обезьяну.
— Обезьяну?!
— Вряд ли вы захотите заменить её младенцем.
В том, что чародейка шутит, на этот раз Дирк вовсе не был уверен, поэтому предпочёл больше ничего у неё не уточнять.
***
Возвращение к Детям Милости вышло траурным. Это определение упорно вертелось у Рихо в голове, когда он думал о том, как смотрелась со стороны унылая процессия, в которую превратился его отряд. Один труп и один так и не пришедший в сознание маг, тоже на первый взгляд напоминавший уже остывшее и начавшее коченеть тело, были ощутимым основанием, чтобы не называть вылазку успешной.
Сам же Рихо радовался уже тому, что дотащился до поселения на своих ногах. Сделать это оказалось не слишком просто — с каждым шагом показавшаяся поначалу пустячной, хотя и неприятной, рана всё сильнее отзывалась продиравшей до нутра болью, а повязка успела пропитаться кровью. Рихо, конечно, старался не подавать виду, насколько ему хотелось просто рухнуть — хотя бы и в придорожные заросли — чтобы прекратить чёртову пытку, в которую превратился обратный путь, но удалось ему это скверно. Он заметил, как косились на него подчинённые, и едва удержался от того, чтобы не рявкнуть им в ответ что-нибудь не особо пристойное.
Теперь же Рихо был счастлив, что получил возможность передохнуть у госпожи Руже. Та умело и быстро заново перевязала его рану и не стала возражать, когда церковник решил на какое-то время остаться у неё, даже несмотря на то, что именно он принёс горькую весть о гибели её дочери.
Правда, Рихо никак не мог отделаться от мысли, что хозяйка дома, сейчас гремевшая пузырьками и склянками в углу той же комнатки, в которой он сам сидел на узком диване, как-то уж слишком спокойно восприняла новость. Опыт общения со скорбящими родственниками подсказывал Рихо, что следом за этим вполне можно было ждать взрыва с непредсказуемыми последствиями. Поэтому он внимательно наблюдал за госпожой Руже, стараясь быть готовым ко всему, тем более что это немного отвлекало от боли.
— Как она умерла? — вопрос, который госпожа Руже задала, не повернув головы, застал Рихо врасплох. И единственное, что он нашёлся сказать в ответ:
— Думаю, быстро, — хоть и прекрасно понимал, что прозвучало это не слишком-то убедительно.
— Вы всем такое говорите, да?! — теперь госпожа Руже обернулась, громко брякнув чем-то об стол. И в её глазах Рихо увидел хорошо знакомую пустоту. Взгляд Эулалии сделался точно таким же после смерти Габриэля. А потом… о том, что сталось с юной чародейкой дальше, Рихо предпочитал не вспоминать, потому что считал виноватым в этом в первую очередь себя.
— Я… на самом деле я просто не могу знать, — покачал головой он.
Госпожа Руже почти рухнула на хлипкий скрипучий стул, молча закрыв лицо руками.
Рихо понимал, что, должно быть, ведёт себя как бесчувственная свинья, но совершенно не представлял, какие бы слова могли утешить несчастную женщину. Не сообщать же ей об истинных обстоятельствах, при которых он нашёл тело её дочери. Или о том, что при подобных ритуалах особенно ценится, если жертва почти до их финала остаётся живой и в сознании, хотя это условие и не обязательно.
— Найдите их. Найдите и сожгите, вы же так делаете? — вдруг сказала госпожа Руже, поднявшись со стула и скрестив руки на груди.
— Сначала их должны судить, — осторожно возразил Рихо.
— Пусть так, — госпожа Руже, подойдя к Рихо поближе, бесцеремонно сунула ему в руки чашку с каким-то тёмным зельем, пахнущим травами, в которых он не особенно разбирался. — Пейте, господин церковник. Пейте-пейте, иначе точно всю ночь от боли не уснёте.
«Вот только проснусь ли вообще, если выпью?» — подумал Рихо, с сомнением покосившись на снадобье, вытащил из-за ворота рубахи оправленный в серебро голубой матовый камешек на шнурке и поднёс его к жидкости.
— Жемчуг Милосердной? — с интересом покосилась на камень госпожа Руже, в очередной раз подтвердив мысль Рихо, что она не так проста, как казалась на первый взгляд. — Дорогая вещица… Но, как видите, амулет не покраснел, так что яда можете не бояться.
— Ещё один вопрос, — обратился к ней Рихо, отхлебнув зелья, которое на вкус отдавало не то смолой, не то давлеными жуками. — А что с магом… Лейфом?
— Понятия не имею, — нахмурилась его собеседница. — Если б это был обычный человек, то я бы сказала, что он при смерти. Но с чародейским отродьем вряд ли могу быть в чём-то уверенной.
— Вот как… Благодарю за ответ, госпожа Руже.
— Не за что, — хмыкнула она. — Доброй ночи, господин церковник.
Лекарка не соврала — засыпать Рихо начал, как только его голова коснулась жёсткой и плоской подушки. И едва ли не сразу провалился в круговорот странных видений, в которых мелькали то величественные горы, то причудливые руины, увитые лианами и заросшие целыми бородами светлого мха. Потом картина перед его глазами сменилась на широкий коридор с полукруглыми сводами — не то прорубленный в скале, не то просто каменный и лишённый окон, лишь скупо освещённый редкими факелами на стенах. Рихо медленно, словно по реке против течения, брёл по нему, думая, что это место весьма неприятно напоминало подземелья эрбургской тюрьмы, в которых его пытали, надеясь принудить признаться в убийстве Габриэля.