Поэтому в путь Рихо отправился с тяжёлым сердцем. Его не отпускали мысли о том, что сон и исцеление от раны имели явно неестественную природу. А значит, и нынешнее задание вполне могло оказаться последним в жизни. В любом случае он всё равно бы ничего не сумел сделать с проклятием Бездны, если её дыхание и вправду коснулось его, зарастив рану. Да и едва ли кто-то вообще мог справиться с подобным. В этом случае единственным лекарством оставался очищающий огонь, и бежать от судьбы Рихо был не намерен.
Отвезя Ноэми Бернар в безопасное место, он собирался рассказать обо всём случившемся Асторре. Тот был его командиром и уж точно разбирался в происках тёмных сил. Если Асторре решит, что Рихо и впрямь вернулся из джунглей не таким, как прежде, он примет смерть без увёрток. Но пока Рихо жив, цел и в здравом уме, он ещё надеялся успеть исполнить свой долг: перед церковным воинством и… перед тем, кто до сих пор значил для него чуть больше, нежели любые другие привязанности и обязательства. Мысль об этом действительно, вопреки всему, придавала сил в дороге и отвлекала от мрачных раздумий на привалах.
В очередной раз расположившись у огня в сгущавшемся вечернем сумраке, Рихо подумал, что всё же, несмотря на максимально краткие передышки днём и остановки на ночлег уже в почти полной темноте, их маленький отряд двигался слишком медленно. Может быть, они догонят Бернаров только лишь в самих Высотах и им опять придётся иметь дело с упрямым скопищем еретиков. И это если ещё не брать в расчёт вариант, в котором Бернары могли наткнуться на тех, кто провёл в джунглях тёмный ритуал, да и до сих пор, вероятно, бродил поблизости. Тогда, возможно, Рихо совершенно попусту рвался вперёд…
Погрузившись в такие размышления, он глядел на пламя, но, уловив тревогу в голосах сидевших чуть поодаль рядовых, вскинулся и быстро спросил:
— Что у вас такое?
— Там кто-то был, — поднявшись на ноги, бросил один из рядовых и посмотрел в сторону росшего чуть поодаль дерева, чей увитый толстыми плетями лиан ствол терялся в полумраке. — А зверь вряд ли пойдёт к огню.
Товарищ церковника не замедлил последовать его примеру. Рихо сделал шаг вперёд, а когда сам снова отчётливо услышал шорох, на мгновение замер, решая, стоит ли подходить ближе. Но тут увидел, как прочь скользнул тонкий силуэт, определённо перемещавшийся на двух ногах. Рихо жестом приказал рядовым следовать за ним и кинулся вперёд, краем уха с одобрением уловив, что рядом кто-то взводил арбалет.
Почти полностью погрузившиеся во мрак заросли явно не слишком подходили для стремительной погони. Рихо коротко взмолился Троим, попросив их сберечь от ползучих тварей, которые вполне могли оказаться сейчас под ногами. Одного знакомства с змеиным ядом ему хватило на всю жизнь, и повторения он точно не желал.
Но тропические гады, к счастью для Гончих, в этот час не спешили выползать им навстречу, а неудобство перемещения по тёмным джунглям работало не только против них. Услышав впереди тонкий, определённо женский вскрик, Рихо рванулся вперёд, а уже в следующее мгновение прижал лезвие кинжала к горлу трепетавшей на земле добычи. И вздрогнул, когда разглядел лицо своей пленницы в свете факела, который держал в руке один из подоспевших рядовых. Потому что подметить нечто хорошо знакомое в тонких чертах высокоскулого, чуть вытянутого лица, обрамлённого спутанными прядями белокурых волос, Рихо не смог бы, разве что начисто ослепнув. Загнанный же взгляд светлых миндалевидных глаз, от плескавшегося в них ужаса казавшихся ещё более огромными, и вовсе рывком отбросил его в прошлое.
В полутёмный подвал, чьи заплесневелые камни разили гнилью, к которой примешивался сгустившийся в воздухе запах крови. К разрубленным телам Несущих Истину на полу и бледному лицу прикованного к стене Габриэля. В его глазах Рихо тогда видел точно такое же измученное выражение, которое, впрочем, сменилось злой радостью, стоило их взглядам встретиться. А спокойное: «Ты успел, Рихо. Я знал, что успеешь… Зря эти ублюдки мне не верили», — сорвавшееся с губ Габриэля вдруг сделалось наградой, гораздо более ценной, чем десяток сапфировых звёзд.
Тогда оба они меньше года, как закончили обучение в Обители Терновых Шипов. Пока что никто из них не мог и помыслить о будущей встрече Габриэля с Шайлой, её гибели и заговоре Багряных Стрел. Не случилось ещё вывернувшего им обоим души наизнанку задания в пропитанной ложью и ненавистью Аматерре; бойни у Пёстрой Скалы; поездки в султанат, где Рихо, наверное, впервые по-настоящему понял, как хрупко всё то, что они защищают, и как могущественны их враги. Не было всех тех тайн и славы, крови и грязи, беспредельной верности одних и потрясающей подлости других — всего того, чего сполна хватило в годы их короткой общей карьеры на континенте. Но уже тогда Рихо знал, верность кому для него важнее всех прочих законов. И лишь надеялся, что ему никогда не придётся выбирать между нею и верностью Церкви.
…Сейчас мысли об этом вихрем пронеслись у Рихо в голове, заставив его на миг застыть в нерешительности, убрав лезвие от горла пленницы. И этого вполне хватило, чтобы та рванулась вперёд, с силой впечатавшись лбом в подбородок Рихо, а маленькая ручка с зажатым в ней ножом метнулась к его груди.
***
Алгонна, древняя столица соланнских владений в Закатных Землях, поистине впечатляла. Даже сейчас, когда город уже столетия лежал в руинах, он мог дать неплохое представление о былом величии Царства Двух Океанов. Среди полуразрушенных дворцов из серого камня до сих пор оставались те, что вздымались к небу на десятки этажей, и можно было лишь предполагать, сколь высоки они бы оказались в первозданном виде. Украшавшие здания скульптуры и барельефы, изображавшие сцены не то из легенд и преданий, не то из истории древнего государства, удивляли как тонкостью работы, так и тем, сколь хорошо они сохранились. Закатные Земли действительно оказались подлинной сокровищницей соланнского наследия, и хотя бы поэтому Дарес не жалел, что оказался в этих краях. Пожалуй, прежде чем приступить к осуществлению ритуала, который должен был навсегда изменить судьбы мира, было всё же не лишним прикоснуться к отголоскам той эпохи, чей утерянный блеск Дарес и его соратники собирались вернуть к жизни.
Хотя сейчас, проходя по широким улицам мёртвого города в компании тощего ташайского жреца и сопровождавших того воинов, колдун пребывал в не слишком-то благостном настроении. Удушливая жара этих мест, в полуденный час совершенно немилосердная даже здесь, в предгорьях, докучала ему, как и нывшая рана в животе, которую даже сила Владыки Боли не могла заживить мгновенно. К тому же служитель Тшиена, знакомивший гостя с Алгонной, говорил по-эдетански с отвратительно грубым акцентом, что ужасно раздражало. Дарес, которому языки давались легко, досадливо морщился после каждой второй фразы. Даже речь тупых южных фанатиков не заслуживала, чтобы её так коверкала эта плешивая мартышка.
— И весь наш народ, господин, — снова каркнул жрец, глядя на него из-под круглого зелёного зонта, который держал полуголый прислужник, — будет счастлив послужить возвращению истинного господина мира! Вы легко можете в этом убедиться!
— Разве — весь? — возразил Дарес, расстегнув ещё пару пуговиц своей рубашки. — Я видел ташайцев в Хайнрихштадте и Суллане, и едва ли все они с сочувствием отнеслись бы к вашему делу.
— Это отребье! — надменно заявил его спутник. — Предатели, готовые лизать пятки вонючим заокеанским варварам! — но тут же торопливо добавил: — Конечно же, я не имею в виду вас, господин.
— Плевать, — лениво отозвался Дарес. — Лутецийские колонии всё равно гораздо севернее, а Зеннавия предпочитает продвижение на восток. Ни одна из стран, бывших мне домом, никогда не претендовала на эти земли. И потом, не забывайте, господин… Энхаи, что, когда подлинный владыка смертных вернётся под эти небеса, различия между вами и жителями континента сотрутся. Останутся лишь верные, которые возвысятся, и неверные, что станут прахом под их ногами.