— Но если в следующий раз он заставит кого-нибудь поднять покойника, пусть хотя бы выбирает более компетентного мага, чем эта недоучка.
— Следующего раза не будет.
— Хорошо, если так… Женщина, Асторре, бахмийка. Откуда ты её знаешь?
— Моя любовница. Давно, со времён службы на границе с султанатом. Орлиная Сестра. Я виделся с ней на днях. Нет, нас не связывало ничего, кроме… личного, — отбарабанил Асторре. Быстро, так чтобы царапающие сердце коготки боли не успели вцепиться всерьёз. — И я понятия не имею, как она очутилась в том особняке. Может, Вивьен Обье сумеет что-то прояснить.
— Великие Стихии! Асторре, а ты не думаешь, что хотели подставить тебя?
— Я, конечно, тщеславен, но не настолько. И о моей связи с ней знал лишь Сабир, с недавних пор — Кеару, да ещё вот ты теперь.
— Ты не можешь быть уверен в точности. И…
— Вот про то, что я слишком доверяю рабу — не надо, Дагрун. Просто — не надо.
— Я как раз не о Сабире, — возразила она. — Я о Кеару. Мы не знаем, что он успел рассказать в плену. И едва ли скоро узнаем. Что, если он успел о ней проболтаться?
Асторре ответил не сразу. Мрачные раздумья захлестнули его с новой силой. Целители не сказали насчёт состояния Кеару ничего определённого, хотя своим вторжением в лазарет Асторре изрядно их напугал. И пусть сожаления об Исар он усилием воли отодвинул в дальний уголок сознания, мысли о Кеару оказались куда неотвязней. Лицо мальчишки Асторре в последний раз видел осунувшимся и словно бы посеревшим, удивительно — и страшно — похожим на мёртвую маску, в которую обратился нежный точёный лик Исар. Ему не хотелось принимать подобное сходство за предзнаменование, но отделаться от скверных предчувствий всё никак не удавалось…
— Асторре?.. Асторре, ты меня слышишь? — вдруг услышал он голос Дагрун, который пробился сквозь окутавшую его серую пелену. — С тобой всё нормально?
— Да… Прости я немного отвлёкся. И, отвечая на твой вопрос — нет, в такое я не поверю. Не ищи подвох там, где его нет. Кому Кеару мог проболтаться?.. Нойману? Тот — просто злобный дурак. В его связь с Багряными Стрелами, ташайскими жрицами или ещё какой черномагической мразью я не поверю.
— Однако же надеешься, что губернатор и епископ поверят, раз не хочешь отдавать его городской страже.
— Губернатор и епископ съедят то, что мы приготовим. А пока Нойман не взойдёт на костёр, я не успокоюсь, так и знай. Он заслужил это.
— А вот закон говорит иное, — скрестила руки на груди Дагрун. — Мне чхать на Ноймана, пусть горит самым жарким пламенем. Но не на тебя, Асторре.
— Я не играю в те игры, правила которых знаю плохо, Дагрун.
— Возможно. Но возможно и то, что твоя бахмийская любовница думала так же. И где она теперь?.. В мире, в который тебе точно рано. Хотя бы потому, что без тебя в этом очень многим будет плохо.
На мгновение Асторре задохнулся от удивления и ярости. Если бы только его, взрослого мужчину, главу Чёрных Гончих, вздумал отчитывать кто-то другой!.. Пожалуй, он тут же пинком спровадил бы такого советчика из кабинета, а то и вовсе придушил. Но Дагрун, уже не первый год шагавшей плечом к плечу с ним сквозь огонь и паутину церковных интриг, он готов был позволить многое. И, пожалуй, стоило признать, что кое в чём та не ошиблась. Сорваться бешеным псом на кровавую, бездумную охоту — как когда-то после смерти Берениче — Асторре сейчас просто не имел права. Слишком многое зависело теперь от его решений, чтобы потакать своим порывам, как ни сильны были боль и гнев.
— Пожалуй, и впрямь, рановато. Дареса, во всяком случае, я собираюсь пропустить вперёд, — обратился Асторре к Дагрун, надеясь, что его широкая улыбка не выглядит слишком жуткой. — Поэтому буду осторожен, не сомневайся. А пока хочу, чтобы ты проверила на предмет всяких магических штучек его соратника, которого взяли в Суллане живьём. Будет погано, если паршивец сдохнет посреди допроса.
— Разумеется, Асторре. Займусь прямо сейчас, только сменю эти глубоко благопристойные тряпки на нормальную одежду.
***
Лёжа на узкой койке, Вивьен задумчиво смотрела на видневшуюся в окне растрёпанную крону пальмы, и думала, что Чёрная Крепость постепенно становится для неё всё более привычным местом. Сначала Вивьен побывала в одной из камер, а сегодня вот очнулась в местном лазарете… И искренне надеялась, что знакомство с обиталищем Гончих не продолжится для неё в пыточном подвале.
Жестковатая подушка под щекой оставалась сухой. Все слёзы Вивьен выплакала вчера. Тогда, вывалившись из портала на развороченные камни собственного двора, она рыдала в голос, чувствуя, как порванное платье быстро пропитывала кровь, хлеставшая из разорванных плеча и бедра. То, как раны перевязывал один из церковников, который потом и отнёс её на руках в какую-то повозку, Вивьен помнила уже очень смутно. Боль оказалась слишком сильной, чтобы сосредоточиться на чём-то, кроме неё. Даже стыда от того, что к ней прикасается посторонний мужчина, Вивьен совсем не ощущала. И момент, в который кто-то, возможно — тот же церковник — втащил её в портал, который вёл прямиком во двор хайнрихштадтской Чёрной Крепости, совершенно не отпечатался в памяти Вивьен.
Пришла в себя она только уже здесь, в лазарете, и о портале ей рассказала немолодая Светлая чародейка. Под ловкими пальцами той, раны Вивьен начали затягиваться, пусть и не исчезли окончательно. Но целительница заверила её, что магия заживит их полностью за пару дней, а если и останутся шрамы, то «не особо заметные».
Вивьен подобное не слишком обрадовало, но она была слишком измотана, чтобы всерьёз переживать из-за своей внешности. И подумала, что возможно, метки на коже оказались не такой уж страшной платой за то, чтобы навсегда избавиться от общества Дареса. Раньше Вивьен недолюбливала чародеев и опасалась колдовства, но воспоминания о давнем пожаре и смерти отца, причиной которой стал тёмный артефакт, уже порядком поистёрлись из её памяти. Теперь же, побывав в гуще магического поединка, она до сих пор дрожала от страха, стоило припомнить подробности. И совсем иначе стала смотреть на службу Рихо, на которой он то и дело сталкивался с боевыми чарами. Её восхищение смелостью офицера Гончих осталось прежним, но Вивьен понимала, что вряд ли захочет ещё расспрашивать его о буднях церковников, как порой делала раньше.
Вивьен была уверена, что ночью станет мучиться от кошмаров. Но в действительности спала абсолютно без снов и утром почувствовала себя гораздо лучше, хотя голова всё ещё кружилась от слабости. Принесшую завтрак прислужницу разговорить не удалось, на все вопросы та отвечала неизменным: «Узнаете позже». Вивьен несколько утешало то, что препроваживать из лазарета в тюремную камеру её никто не спешил, но прекрасно понимала — допроса всё равно не избежать. И только Трое знали, каким мог оказаться его итог.
Догадки подтвердились, когда уже знакомая прислужница вновь появилась в палате и, достав из узкого шкафчика длинный халат, предложила Вивьен одеться. Та с сомнением потрогала пальцами грубую серую ткань, к тому же подметив, что одеяние было ей явно не совсем по размеру. Но остаться в одной ночной рубашке в присутствии посторонних точно было бы хуже, поэтому Вивьен со вздохом набросила «рубище» и решительно завязала его широкий пояс.
Прислужница, бросив на неё быстрый взгляд, скрылась за дверью. Через несколько минут вновь появилась в сопровождении двух мужчин. Первый из них был высоким русоволосым мидландцем средних лет, облачённым в мундир Гончих, второй — полноватым молодым эдетанцем в гражданском платье, несколько неловко державшим в руках стопку бумаг, увенчанную чернильницей и ещё какими-то писарскими принадлежностями.
— Доброго утра, госпожа Обье, — поприветствовал её церковник. — Позвольте представиться — старший офицер Якоб Роэльс. А это — Леандро, но на него можете вовсе не обращать внимания… как не обращали бы на перо в моих руках. Будьте уверены, он нашей беседе ничуть не помешает.
Леандро после этих слов лукаво улыбнулся Вивьен. А она, несмотря на всю серьёзность ситуации, не удержалась от того, чтобы не одарить его мимолетной улыбкой в ответ. В Леандро определённо было что-то, располагавшее к нему, а внешняя безобидность и некоторая неуклюжесть отнюдь не умаляли его обаяния. От цепкого же взгляда голубых глаз Роэльса, глубоко посаженных на тощем вытянутом лице, Вивьен, напротив, захотелось поплотнее запахнуть ворот халата, а лучше и вовсе — забиться в дальний угол. Она старалась сдерживать эмоции, но от самого церковника её волнение всё равно явно не укрылось. Усевшись на соседнюю с той, что сейчас занимала Вивьен, койку он вкрадчиво добавил: