Но стоило ему оказаться в постели, и когда в темноте холодные щупальца тумана, поднимаясь с залива, снова сжали в объятиях дом на Сан-Лупо, былая решимость отступила, и состояние одиночества уже не казалось таким простым, безопасным удовольствием, как представлялось в его радужных мечтаниях. И снова великий страх накрыл его, и заставил корчиться тело его, и слушать звуки темноты, и думать об одиночестве и о том, что может случиться и с ним, когда в двери его дома постучится беда, которую назвал он Вторая Смерть. И тогда страстное желание в бегстве искать спасение пришло к нему. Он чувствовал, что должен уехать — уехать далеко; он должен все время двигаться и делать это как можно быстрее, чтобы всегда быть впереди страшной неизвестности, которая, возможно, уже пустилась за ним в погоню. И в поисках оправдания своему мистическому ужасу он решил, что болезнь могла и не захватить все Соединенные Штаты, и где-то осталось в живых маленькое человеческое сообщество, которое он обязан найти.
3
К утру ощущение ужаса от одиночества немного притупилось, оставив, и наверное навсегда, глубокие корни страха. Он осторожно поднялся с постели и стал судорожно глотать, ощупывать горло, боясь, что вдруг началась ангина. Он лелеял и оберегал себя, как может лелеять и беречь себя только престарелый ипохондрик. Спускаясь по лестнице, он побелевшими от напряжения пальцами цеплялся за перила, внушая себе мысль быть предельно осторожным, так как даже подвернутая лодыжка может закончиться мучительной смертью.
Не теряя времени, он начал немедленные приготовления к бегству и, всякий раз приступая к чему-то определенному — хотя план его в основе своей был лишен какого-либо здравого смысла, — ощущал прилив сил, покой и возвращение душевного равновесия. Его машина была уже давно не новой, поэтому он начал с того, что среди сотен застывших у обочин дорог машин стал искать достойное цели средство передвижения. Большинство машин стояло без ключей зажигания, но в одном из гаражей поиски его увенчались успехом в виде пикапа{1} с ключом и полным соответствием его практическому вкусу. Он повернул ключ, и мотор послушно заурчал, тронул педаль газа — и здесь все оказалось в полном порядке. Уже на выезде Иш почувствовал легкое неосознанное беспокойство. Он вовсе не жалел расставаться с собственной машиной, беспокоило что-то другое. Наконец он вспомнил. Вернулся к старой машине, забрал молоток, перенес в пикап, бросил под ноги и только тогда выехал из гаража.
Возле магазина сделал короткую остановку, перекусил крекерами с сыром, а заодно захватил немного консервных банок. Он понимал, что в любом городе сможет без труда набрать любых продуктов, но некоторый запас все же лучше иметь под рукой, прямо в машине. После посещения других магазинов Иш стал обладателем спального мешка, топора, лопаты, плаща, сигарет, еды из расчета на несколько дней и бутылки хорошего бренди. Вспомнив опыт предыдущего дня, заехал в охотничий магазин и выбрал оружие на все случаи жизни: карабин, охотничье ружье, небольшой пистолет, который сможет носить в кармане куртки, и охотничий нож.
Заканчивая погрузку, он невольно огляделся по сторонам и, наверное, впервые за все это время серьезно подумал о собаках. За последние два дня он видел много собак и пытался не думать о них, так словно тварей этих не существовало. Иша раздражал их жалкий вид, казалось, собаки так и не поняли, что уже произошло и что продолжает происходить. Одни медленно умирали от голода, другие, наоборот, были сыты и довольны жизнью. Одни, поджав хвосты дрожали от страха, другие, демонстрируя собственную значимость, рычали и скалили клыки. Этот пес был похож на маленькую гончую — с длинными свисающими ушами, белый, с красно-коричневыми пятнами. Наверное, бигль, хотя он не мог сказать с уверенностью, потому что плохо разбирался в собачьих породах. Пес стоял на безопасном расстоянии, метрах в трех от машины, махал хвостом, тихонько и жалобно поскуливал.