Улица изогнулась поворотом, и теперь он знал, что не увидит их больше никогда, даже если повернется. Теплой влагой наполнились его глаза… прощайте, Мильт и Анн.
5
Держа путь на запад, возвращаясь домой, как он называл это, Ишу порой начинало казаться что он праздный турист, ради собственного удовольствия затеявший это длинное путешествие на другой край страны. Человек и собака ехали в машине, и без счета сменялись похожие один на другой такие покойные, безмятежные дни.
Он пересек черноземные поля Восточной Пенсильвании, где колыхались темного золота колосья несжатой пшеницы и кукурузные стебли поднимались в рост человека. А когда добрался до пустынного федерального шоссе, нога сама вжалась в педаль акселератора, и он опьянел от ощущения скорости, и гнал машину вперед и вперед, даже на аккуратно огороженных каменными барьерами поворотах не сбавляя скорости, зараженный простой радостью свободы, что давало ему ощущение бешено мчащейся машины. Так он добрался до Огайо.
К этому времени плиты на кухнях мотелей уже не работали — не было газа, но он уже стал владельцем двухконфорной бензиновой плитки, и она служила ему верой и правдой. Когда позволяла погода, он останавливался на опушке леса и там разводил огонь, и готовил себе пищу. Консервы, которые дарили ему открытые двери магазинов, по-прежнему составляли основу его рациона, но он не отказывал себе в удовольствии забираться за початками на кукурузные поля или приносить к своему костру овощи и фрукты, конечно, когда удавалось все это найти.
Он бы еще не отказался от яиц, но бесследно исчезли курицы, словно их никогда и не было. И домашних уток он тоже не видел давно. Оставалось предполагать, что ласки, кошки и крысы начисто извели всю мелкую птицу, слишком одомашненную и потому слишком глупую, чтобы жить без защиты. Правда, однажды он слышал гортанную перекличку цесарок и два раза видел гусей, спокойно плавающих в тихой воде прудов на скотных дворах. Он подстрелил одного, но старый гусак оказался настолько жестким, что в конце концов, перепробовав и бензиновую плитку и огонь костра, Иш отчаялся приготовить из него что-нибудь съедобное. В лесу иногда попадались индейки, и, только благодаря удачному стечению обстоятельств, ему удалось подстрелить одну. Если бы Принцесса была тренирована на птиц, он бы мог попробовать охотиться на фазанов и куропаток. И хотя глупая собака постоянно исчезала в погонях за бесчисленными кроликами и зайцами, ни один из них не оказывался на расстоянии выстрела Иша. В конце он уже стал подумывать, что все эти невидимые зайцы не что иное, как плод разгоряченного собачьего воображения.
На пастбищах водилось много скота, но воспоминания об однажды сыгранной роли разделывающего тушу мясника вызывали в нем отвращение, тем более что в жаркую погоду он не испытывал особой потребности в мясе. Иногда он видел совсем немногочисленные группки пасущихся овец. Когда путь его пролегал через болотистые низины, он порой чуть было не наезжал колесами пикапа на свиней, которым, видимо, доставляло громадное удовольствие разваливаться где-нибудь в тени на холодном и пустынном бетоне автострады. Тощие собаки по-прежнему бродили по заброшенным улицам городов. Он почти не видел кошек, но иногда слышал по вечерам их душераздирающие вопли и отсюда заключил, что кошки не отказались от удовольствия ночных забав.
Объезжая стороной большие города, он упрямо продвигался в западном направлении. Индиана, Иллинойс, Йова — мимо кукурузных полей, через маленькие, вымершие городки, залитые солнцем и пустынные днем, погруженные в сумерки и пустынные вечером. И все время наблюдал, как в стремлении к реваншу наступает на следы, оставленные человеком, дикая природа. Пока еще хрупкий побег тополя на некогда ухоженной, а теперь заросшей травой и сорняками лужайке перед домом; конец оборванного телефонного провода, свисающий на полотно дороги; следы засохшей глины, где проходил хитрый енот, чтобы окунуть свою пищу в фонтан у здания суда, прямо под памятником солдатам Гражданской войны.
Встречались и люди — теперь все чаще вдвоем или втроем. Разъединенные молекулы некогда единого целого начали находить друг друга. Как утопающий хватается за соломинку, так и они обычно держались за те крошечные пятнышки мира, с которыми связывала их прежняя, до разразившейся трагедии жизнь. Как и раньше, никто из них не выказывал желания поехать с ним, но иногда люди предлагали ему остаться. И никогда он не сожалел об отказе. Встреченные им люди находились в полном физическом здравии, но чем чаще он встречал их, тем все больше и больше утверждался в мысли, что духовно все они уже давно мертвецы. Он достаточно хорошо знал антропологию и мог вспомнить подобного рода примеры, хотя гораздо меньшего масштаба, уже имевшие место в истории развития человеческого общества. Достаточно уничтожить культурный слой, в котором жили люди, и чаще всего испытанное душевное потрясение будет иметь необратимые последствия. Лишите человека семьи, работы, друзей, церкви, развлечений, привычных забот, надежды — и он превратится в живого мертвеца.