13
Последующие дни прошли без особых событий, не оставив в моей памяти сколько-нибудь заметного следа. Я отказывался встретиться с адвокатом не потому, что не хотел, чтобы она видела мой постыдный синяк под глазом. Кстати, кровоподтек оказался небольшим и побаливал только тогда, когда я до него дотрагивался. Каждый день он менял свой цвет, словно никак не мог вспомнить изначальный, пока наконец не вспомнил — подобрал оттенок, в точности соответствующий цвету моего лица. Свен был в отпуске, так что обменяться с ним впечатлениями по поводу произошедшего не было возможности. К слову, числился он в отпуске и в ту злополучную ночь, так что наверняка я со сна принял за него кого-то другого: мало ли в этом заведении коротко стриженной швали с ярко выраженным южнонидерландским складом лица.
Когда я в следующий раз вошел в комнату, где проходили наши свидания, она не сразу заметила меня. Сидя ко мне вполоборота за столом, она писала что-то в своем большом блокноте с отрывными листками в клеточку, с которым обычно являлась ко мне; тонкие часики съехали на запястье, пальцы крепко сжимали черную ручку с золотыми колечками. У ее стула, как маленький сторожевой песик, дремал раскрытый портфель, а на нем — шарф; моего прихода он, дурачок, не заметил. Задумавшись, она поднесла ручку к губам, подняла голову; качнув волосами, и, увидев меня в дверях, вздрогнула.
— Простите, — сказал я.
— Ничего, — она смотрела на меня строго, без улыбки. — Вы давно здесь стоите?
— Нет, только пришел.
— Проходите, — сказала она, убирая с моего стула пальто и ногой отодвигая с дороги портфель.
Пока я подходил и садился, она закрыла и отодвинула от меня свой блокнот.
— Как вы живете?
— Как живу? — она подумала, вздохнула. — У вас-то как дела? И что у вас с глазом?
— Можно узнать, что вы писали? Или об этом неприлично спрашивать?
— Почему? — она пожала плечами.
— Если это не секрет.
— Не секрет. Я писала письмо. Вы опоздали на…
Быстрый взгляд на часы.
— …на целых полчаса. Надо же было как-то занять время. Говорят, это типично русская черта — постоянно опаздывать.
Вполне возможно.
— А кому письмо?
Она положила руку на блокнот, словно боялась, что я схвачу его.
— Сестре.
Я не знал, что у нее есть сестра.
— Младшей, старшей?
— У меня только одна, младшая.
— И о чем?
— О чем пишут письма? Ни о чем. Обо всем понемножку.
— О семье.
— Например.
— О муже.
— Например.
— О работе.
— И о работе.
— О чем еще?
Она вздохнула.
— О вас.
— Разве на наши с вами отношения не распространяется служебная тайна?
Она убрала блокнот в портфель, поставила его с дальней от меня стороны стула.
— Распространяется.
— Так почему же вы пишете?
Она как будто презрительно улыбнулась:
— Вас ударили в глаз?
— Нет.
— Надеюсь, не персонал?
Я покачал головой.
Она долго смотрела на меня, я долго смотрел на нее.
— Как это типично для, по вашему выражению, наших с вами «отношений»! Я задаю вам вопрос, вы либо отнекиваетесь, либо просто не отвечаете, пытаетесь перевести разговор на другую тему. Вы считаете это нормальным?
— А вы — нет?
— Знаете, я дальше так не могу. И даже не то что не могу — это попросту не имеет смысла. Ну попытайтесь войти в мое положение. Хоть на минуту взгляните на себя со стороны! Ведь вы же, в конце концов, человек с фантазией, художник! Подождите, ничего не говорите, — сказала она, раздраженно махнув в мою сторону рукой. — Я и без вас знаю, что вы можете сказать: «Разве? Может быть. Вы так полагаете? Почему бы и нет? А разве это плохо? Возможно». Я не знаю, что вами руководит, но если вам кажется, что так ведут себя умные, мужественные люди, — вы ошибаетесь. И только не спрашивайте: «А кто же ведет себя так?» — потому что так ведут себя… — от обиды у нее сводило губы. — Дураки, дети или…
— Мне уйти?
— Нет уж, подождите, выслушайте меня. Если уж кто-то из нас уйдет, так это я. Сколько мы с вами знакомы? Больше трех месяцев. Что мне о вас известно? Ровным счетом ничего. Что вы взяли со мной за дурацкий тон? Если бы вы могли представить, как все это фальшиво звучит! Вы подумайте, как я должна вас защищать, когда вы совершенно не принимаете меня всерьез?! Почему вы находите возможным писать дневник, который я обязана безропотно выносить и прятать у себя, — а вам сложно сказать мне — человеку, от которого зависит ваша судьба! — вам сложно сказать мне всерьез полслова?! Вы думаете, что ваша судьба интересует меня больше, чем вас самого?! Нет, это неправда: никого ваша судьба не интересует больше, чем вас, только вы упрямо играете какую-то роль и глупо, я повторяю, глупо не хотите этого понимать.