В правом — по большей части — кармане моего пальто (хорошо, что еще сезон и можно носить пальто) — нож, хороший, дельный нож в кожаных ножнах, со стальным, плавно изгибающимся к рукояти эфесом — чтобы при ударе в твердое не соскользнула на лезвие рука. Я не прячусь, хоть первое время серьезно обдумывал возможности сменить адрес, обратиться за защитой к полиции, позорно бежать в какую-нибудь чужую, экзотическую и малонаселенную страну, благо места на нашей обширной планете более чем достаточно. Что меня остановило? Наверное, мысль о том, что куда бы я ни бежал, под моими ногами будет все тот же подземный мир со всей населяющей его мразью; гадкий мир, о существовании, а точнее, о вездесущности, повсеместном распространении которого еще несколько недель назад я и думать не думал. Не скажу, что эта мысль пугает меня; скорее я испытываю отвращение, со временем не уменьшающееся, но только растущее. Скажите мне, где уверенность, что в Америке, Азии, Африке, Австралии, Канаде и т. д. это чувство будет менее тошнотворно, чем в постылой Европе или насквозь криминализованной России?
Ну и еще: если я им понадоблюсь (а пока на сей счет сложно прийти к какому-то заключению), я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы они не взяли меня просто так, без усилий, голыми руками, как берут нас всех, домашних, мягких, добрых, не только не ожидающих встречи с подземным мерзостным миром в его многообразных проявлениях, но и не знающих о том, что он существует. Не взяли — хотя бы благодаря тому же хорошему, дельному ножу со стальным эфесом. В кожаных ножнах.
А когда станет теплей и придется снять и пальто, и куртку, я переложу нож в джинсы.
Не беда.
Москва, Антверпен, 1996, 2001
