— Давайте договоримся через полтора часа, на всякий случай.
— Где? У меня?
Он помолчал.
— Знаете гостиницу «Националь»?
— Да.
— Вот давайте там у входа и встретимся. На улице. Вам это подходит?
— Конечно.
— Тогда до встречи. Я жду вас через полтора часа.
— До встречи, — повторил я.
— И спасибо, что позвонили.
Я положил трубку, ничего не ответив. Я не знал, что сказать.
20
Но встретились мы не через полтора часа, как договорились, и он не ждал меня на улице у входа в гостиницу; встретились мы почти на час позже, и ждать пришлось мне. Чего я только не передумал за это время! Главное — я боялся, что он обманул меня, сказав, что знает о моей невиновности. С другой стороны, думал я, если бы они считали меня убийцей или даже хотя бы подозревали меня — он никак бы не опоздал, я уже давно был бы найден, узнан, скручен, арестован и доставлен куда обычно доставляются люди в подобных обстоятельствах.
Я обошел гостиницу в поисках другого входа, возле которого он мог меня ждать, постоял у дверей «Максима» рядом с ливрейным, горделивым швейцаром, походил под козырьком другой гостиницы, стоящей неподалеку; несколько раз спускался в подземный переход на углу «Националя»: чумазый, загорелый до кофейного цвета, судя по всему, цыганский ребенок, положив перед собой на цементный пол целлофановый мешок с деньгами, бесконечно тянул на полуигрушечной гармошке какой-то неправильный, режущий ухо, неприятный мотив; денег ему не бросали, никто на него не смотрел, не смотрел ни на кого и сам цыганский ребенок, уставя широко раскрытые, бессмысленные глаза в пол. Чесался он всегда в одном и том же месте, на спине между лопатками, чесался быстро, не изменяя бессмысленного выражения лица, а потом снова принимался за гармошку. Из кармана его перепачканных брюк торчал недоеденный, перезревший до густой черноты банан. Я уже всерьез стал думать о том, что ждать больше не имеет смысла.
Мы заметили друг друга одновременно; он улыбнулся и махнул мне рукой.
— Я чуть припоздал, — сказал он без тени смущения, взглянув на часы.
— Ничего, — ответил я. — Не имеет значения.
— Ужасно торопился, но, сами видите… Ничего не получилось.
Развел руками.
— Вас ведь Виктор Алексеевич зовут?
— Да.
— Это я на всякий случай, чтобы не ошибиться. Виктор Алексеевич, если не возражаете, давайте зайдем в гостиницу. Посидим, поговорим… Нам, я думаю, есть о чем поговорить?
Говорил он быстро, легко, глядя мне все время в глаза. На нем был достаточно приличный серый костюм, голубоватая рубашка у горла расстегнута, галстук отсутствовал. Он был пониже меня, держался спокойно, слегка как бы сутулился, при этом на самом деле не сутулясь, много улыбался, и не всегда там, где имело смысл это делать, словно улыбаться входило в его обязанности.
Я вошел в двери первым.
— Нам туда, — он указал рукой на лестницу, ведущую наверх.
Мы поднялись на третий, если не ошибаюсь, этаж. Дверь в номер открыл он сам, снова пригласив меня движением руки войти первым. Номер был простенький, маленький, тесненький, кровать стояла у стены, между двумя окнами — невысокий шкаф, на котором красовался телевизор, напротив — два полотняных кресла; вокруг прямоугольного полированного стола — шесть стульев.
— Присаживайтесь.
Я выбрал кресло.
Я все всматривался в его лицо, пытаясь понять его настроение, но он все улыбался, все посмеивался, держался со мной легко — хотя и не подал при встрече руки, вспомнил я.
— Хотите что-нибудь выпить? — спросил он.
— Может быть, воды? — ответил я.
— Пожалуйста, воды так воды, — широко сказал он, открыл бар, откупорил две маленькие бутылочки.
Засмеялся.
— Можете на этот раз не волноваться. Пейте спокойно.
— Можно курить? — спросил я.
— Да ради Бога! — воскликнул он, сразу добавив: — И мне одну тоже дайте, пожалуйста. Вот пепельница.
Мы закурили. Почти одновременно выдохнули дым, одновременно отпили воды.
— Я все время думал, ожидая вас… Вы сказали, что вам известно, что она убита. Откуда?
Он засмеялся.
— У нас свои методы работы. Да и какая вам разница. Для вас главное — результат, а результат для вас оказался положительным. Или я не прав? — спросил он, не ожидая ответа. — После покушения на вас, позавчерашнего, — пояснил он, — мы решили принять определенные меры. И очень хорошо, что решили.
— И вы знаете, что это сделал не я.
— Да. Мы это знаем. К счастью для вас.