— Моя мама в больнице… У нее сегодня утром случился инфаркт. Она все еще без сознания. Она в очень плохом состоянии. Я не знаю… Я даже не знаю, будет ли она жить.
Она разрыдалась.
— Я весь день пробыла в больнице, но меня даже на минуту к ней не пустили, — говорила она, рыдая. — Ей сделали операцию. Мне ничего не объяснили… Я не выдержу! Мне так страшно…
Я не знал, что сказать; боясь нечаянно обидеть ее неверно выбранным словом или тоном, я молчал.
— Мне даже некому было позвонить… Я случайно вспомнила о вашей карточке. Ведь вы не обижаетесь, правда?
— Ну что вы… Я могу вам как-нибудь помочь?
— Нет, — ответила она после долгого молчания. — Боюсь, что нет.
— Не оставайтесь сегодня одна. Поезжайте к кому-нибудь.
Мне показалось, что она усмехнулась сквозь слезы.
— Мне не к кому.
— А где ваш брат?
— Брат? Он еще вчера уехал. Сразу после праздника.
— Куда уехал?
— В Петербург. Он там живет.
Я очень волновался, я никак не мог решить, можно ли говорить то, что мне так хочется сказать.
— А подруги?
— Подруги спят. У меня нет подруг. Сейчас, по крайней мере. Я не хочу никого из них видеть.
Я помолчал, собираясь с духом.
— Знаете, только не обижайтесь, если это прозвучит неуместно, — сказал я. — Что если я приеду к вам? Или вы — ко мне? Я тоже не смогу уснуть, зная, что вам так плохо.
Она молчала; наверное, я обидел ее. Я боялся, что она неверно поняла меня.
— Я хочу вам помочь. Мне кажется, вам лучше было бы отвлечься, не оставаться одной. Или, если хотите, я могу поехать с вами в больницу…
Я был уверен, что она положит трубку.
— Нет, — произнесла она тихо. — Я не хочу больше в больницу. Тем более что туда и не пустят.
— Да…
— Вы правы. Я здесь сойду с ума. Я ведь поэтому и позвонила вам — чтобы отвлечься…
Как немного человеку нужно, чтобы почувствовать себя счастливым.
— Так… Мне приехать к вам? — я боялся поверить своему счастью.
— Нет. Давайте уж лучше я — к вам.
— Как нам тогда договориться? Вы скажите мне свой адрес, я возьму такси и подъеду к вам…
— Вы только потеряете время. Зачем?
— Уже поздно, ночь…
— Ну и что? Я не маленькая. Я буду у вас через полчаса.
— Вы уверены?
— Более чем. А меня пустят в гостиницу?
— Конечно, — ответил я, хотя, если честно, не совсем был уверен в этом.
— Может быть, на всякий случай подождете меня у входа? — попросила она робко.
— Конечно! Естественно! Я прямо сейчас побегу вниз.
Мне показалось, что она улыбнулась.
— Вы напрасно потеряете время, ведь я приеду не раньше чем через полчаса.
— На всякий случай.
— Хорошо. Тогда — до встречи.
Она первой положила трубку: Сердце мое колотилось так, словно я только что бегом поднялся по лестнице на пятый этаж. Через полчаса я увижу ее! Мне хотелось смеяться. Мне было страшно.
Я до сих пор был в костюме; в волнении я никак не мог сообразить, стоит ли мне переодеваться. Я не знал, чем мы будем заниматься. Спустимся в кафе, пойдем в ресторан? Будут ли они открыты в это время? В гостинице, по моим наблюдениям, было три ресторана. Один — на первом этаже, рядом с кафе; кафе, по сути дела, переходило в ресторан. Два других — этажом выше, и в оба эти ресторана по вечерам пускали мужчин только в костюмах, а дам — в вечерних платьях. Оба зала были невелики, до невозможности изысканны, официанты ступали бесшумно, при обращении к посетителям кланялись, чуть склоняя при этом голову набок; играла либо арфа, либо скрипка и виолончель; метрдотель был юн, торжественен, свиреп к подчиненным и говорил только по-английски. На всякий случай я позвонил в ресторан со свирепым метрдотелем и заказал столик на двоих. Часов до четырех, как мне было сказано, можно смело «рассчитывать на их услуги», а потом, как я понял, придется сматываться.
7
На улице было тихо, воздух свеж. До ее приезда я выкурил две сигареты. Звук двигателя везшей ее машины услыхал задолго до того как машина показалась из-за поворота. Проехав перекресток на красный свет, машина мягко остановилась у подъезда; Лиза, сразу найдя меня глазами на ступенях у входа в гостиницу, махнула рукой, расплатилась с шофером; я не успел открыть перед ней дверцу машины, она вышла сама. Я бы побежал к ней, если б не понимал, что буду выглядеть смешно. Я был так рад ее видеть, что мне хотелось смеяться, — однако, понимая ее состояние, не позволял себе и улыбнуться.
Темное платье подчеркивало стройность ее фигуры, открытые руки и плечи были тонки и белы. Она держала голову прямо, смотрела грустно и строго, сжав губы; чуть припухшие от слез, глаза ее казались в темноте черными. Сейчас она показалась мне еще красивее, чем в первый раз. Красота ее была настолько разительна, что мне было трудно на нее смотреть.