Мимо него я прошел в гостиницу.
Номер, как я и предчувствовал, оказался свободен. С сомнением глядя на. мое пальтецо, коллега оставшегося на морозе назвал цифру, в которую оценивалась ночь в четыреста пятом, раза в два превысившую мои самые отчаянные предположения.
Потребовались следующие документы: билеты, иностранный паспорт, кредитная карта. Сколько ночей в этой гостинице могу оплатить кредитной картой, я точно не знал. Две или три, вряд ли больше. Сейфы находились с правой стороны коридора и предоставлялись бесплатно; некоторым постояльцам было нечего там хранить. Рестораны были вон там и вон сям, то есть сразу две штуки; а прямо за моей спиной располагалось кафе. Номер был полностью готов, я мог занять его немедленно.
С очень смешанными чувствами я открывал его дверь; если верить тому, что написал о нем мой знакомый, его стены — свидетели странных и страшных событий, одного неудавшегося и одного осуществленного убийств. Зачем я пришел сюда?
Раскрутил и бросил на спинку кресла шарф, перчатки положил на батарею. Достал из сумки свое величайшее сокровище — похищенный фотографический портрет, поставил на стол, прислонив к стене. Походил по номеру, посмотрел из окон на темную, заснеженную улицу, положил снимок обратно в сумку: мне и так было нехорошо.
Номер был огромен, я и представить себе не мог, что в гостиницах бывают такие большие комнаты; богатая мебель орехового — если не подводили меня скудные мои познания в области древесных пород — дерева; новехонький, словно прямо перед моим приходом уложенный, ковер, такой густой и мягкий, что на нем вполне можно было спать. Вероятно, эта комната стоила денег, которые за нее просили.
Перед набором заграничного телефонного номера следовало нажать на ноль, что я и сделал. Соединили не сразу, пришлось подождать. А вот и гудок, второй, третий, четвертый… Я перезвонил, потому что международная телефонная связь иногда совершает ошибки. Запил две таблетки обезболивающего найденным в шкафчике мини-бара модным напитком, двоюродным братом кокаина.
От кресел, в одном из которых, в пальто, не раздевшись, сидел я, до кровати было шагов десять. До кровати, на которой, если все — правда, и была убита девушка, ради встречи с которой я прилетел в Москву.
19
Ехать пришлось вначале в метро, спокойном, пустынном в это время дня, затем в автобусе, выйти из которого мне рекомендовали кто на седьмой, кто — на шестой, а кто — и на восьмой остановке. На протяжении всей поездки, обошедшейся мне в полтора часа жизни, я не волновался; но, сойдя с автобуса и направившись в сквер — через него я должен был выйти к дороге, прямиком ведущей к ее дому, — вдруг ощутил волнение, сравнимое с тем, что испытывал, входя в первый раз в выбитую дверь с медной табличкой.
Голый, скучный и темный сквер кончился быстрее, чем можно было предположить. Меня продувало насквозь: вспомнив о том, что час поздний, и заторопившись, я оставил свой шарф в номере. Дорога, вдоль которой мне нужно было идти, едва заметно шла под уклон; вот и поворот направо, предсказанный мне еще в автобусе, пропустить который я действительно не мог, так как с обеих сторон дорогу ограничивали заборы: с одной — металлический, ограждающий невеселые заводские строения, с другой — кирпичный, со стеной деревьев за ним. Здесь мне предстояло пересечь дорогу и войти в первую боковую улочку, расположенную сразу за окончанием кирпичного забора; улочка ломалась под прямым углом, после чего вливалась в арку высотного дома.
Нужный мне дом был передо мной, мне оставалось пройти через двор. В котором из подъездов пятьдесят четвертая квартира, указанная на конверте? В третьем — таким был ответ на этот вопрос.
Как и в том, другом, далеком подъезде, за первой дверью оказалась другая; входная дверь, влекомая тяжелой пружиной, хлопнула за моей спиной, оставив меня в полной темноте; к счастью, вторая дверь не была на замке.
На лестнице пахло сгоревшим кофе. Каждый лестничный пролет состоял из десяти ступеней. От входной двери до двери в нужную мне квартиру — пять пролетов. Пятьдесят ступеней? Поменьше: первый пролет, ведущий к квартирам первого этажа, был покороче. Третий этаж.
«Как же ее имя?!» — пронеслось у меня в голове, когда я, с колотящимся сердцем, уже протягивал палец к звонку — опять-таки в отличие от того, другого, белому. И сейчас же вспомнил: Анна, конечно, Анна с фамилией моего друга, моего приятеля, моего далекого знакомого. На мгновение мне показалось, что я не смогу преодолеть волнение и не позвоню, вернусь сначала на улицу, затем к остановке автобуса, потом в метро, в гостиницу, а из нее — в аэропорт, в самолет и так далее, в обратном порядке проделаю весь сегодняшний путь, пока не окажусь там, откуда он начался: в пустом, неродном, не близком мне доме. Но звонок прозвонил, и скоро за дверью послышались шаги — или они только представились мне?