Прошел по номеру, заглянул в ванную; включил свет и здесь. Загремев металлическими кольцами, отодвинул непрозрачную клеенчатую занавеску перед ванной. Помер был пуст, в нем никого кроме меня не было, все находилось в том же положении, в котором оставалось, когда я выходил, направляясь к Анне: стулья, кресла, кровать, покрывало на ней. занавески, моя сумка… Как же тряслись мои руки!
Я закрыл входную дверь. Анны здесь нет. Металлическая лимонадная баночка была пуста, так что пришлось воспользоваться услугами мини-бара, достать из него другую, полную. С напитком в руке я прилег на кровать. Глаза невозможно было удержать открытыми. Чтобы не уснуть, встал с кровати, заходил по комнате. Так где же она сейчас? Дома? Жаль, что я не записал ее телефон. Телефон.
Набрал привычный, ставший неотъемлемой частью моей жизни, многозначный из-за международных добавок телефонный номер; линия была занята, срывалась сразу же после набора последней цифры. Бывает. Случается и не такое.
В дверь постучали. Вот она, вот Анна. Быстрей, бегом к двери!
29
Как известно, жизнь соткана из разочарований, как шелк — из нити шелкопряда. Чтобы произвести метр шелка, нужно обобрать тысячи шелковых червячков; чтобы удалась ткань жизни, нужно пережить множество разочарований.
Если это и была Анна, то за несколько часов она страшно изменилась, как не меняются люди за долгую жизнь. Не удалось бы ей так сильно измениться даже при участии косметической хирургии. Передо мной стоял мужчина лет сорока с беспокойным, усталым, слегка желтоватым лицом, в несвежем сером костюме, без галстука. Верхняя пуговица светлой рубашки расстегнута. Он всматривался в меня. Ошибся номером? Но вместо того чтобы извиниться, как я ожидал, он вдруг потребовал паспорт.
— Какой паспорт? — спросил я.
— Ваш паспорт, — коротко ответил он.
— А с какой стати я вдруг должен…
Мужчина достал из кармана и протянул мне красную книжечку. Я раскрыл ее. Называлась она «Удостоверение», содержала одну иллюстрацию (фото автора, надо полагать) и предельно краткий текст. Одно из самых лаконичных изданий, которые довелось мне прочитать за свою жизнь.
Мой паспорт был в бумажнике, бумажник — в заднем кармане, задний карман — на джинсах, джинсы — на мне, а сам я стоял в дверях перед следователем по особо важным делам службы государственной безопасности, так что предъявить паспорт я смог почти так же быстро, как он — свою книжку.
Он смотрел в мой паспорт, снова на меня, в паспорт, листал его странички, но ничего интересного там так и не нашел — как, кстати, и я — в его книжке. С другой стороны, мне показалось, что возвращает он мой паспорт как бы с сожалением: полюбился он ему, что ли, стал родным за ту минуту, что был в его руках?
— Получите, — сказал он.
Паспорт вернулся в бумажник, бумажник — в задний карман джинсов.
Человек неприязненно смотрел на меня.
— Да-нёт, вы на него совсем не так похожи, — проговорил он.
— На кого?
— На кого? — спросил он. — Да вы сами знаете. С какой целью сюда пожаловали?
— А вы с какой целью сюда пришли? — в свою очередь задал я закономерный вопрос.
— Вы меня не пригласите? — он указал подбородком в глубь моего номера — и вошел в прихожую, не дожидаясь ответа.