— А вам хотелось бы, чтобы я остался? — спросил я с бьющимся сердцем.
Она стала смотреть мне в глаза. Пожала плечами, чуть наклонила к плечу голову. Потом начала осуждающе качать головой.
— Да, — ответила она, измучив меня. — Но это, наверное, невозможно, — добавила как будто с грустью.
Я промолчал.
К четырем часам, действительно, народ стал расходиться. Она рассказывала мне о своем любимом подмосковном парке, куда часто ездила с матерью гулять.
— Нам сейчас придется уйти отсюда, — сказал я, когда она замолчала. — Мне так кажется. Хотите — поднимемся ко мне? Если вас не смущает, что у меня только одна кровать.
Она свела брови, стала смотреть на меня серьезно, словно с какой-то болью.
Я отвернулся, махнул рукой официанту.
— Надеюсь, вам было вкусно, — сказал ученый официант, осклабясь и глядя на Лизу. Я вдруг повествовал, что мне неприятен его взгляд, надолго задержавшийся на девушке. Пусть он и продиктован профессиональной любезностью.
— Да. Спасибо. Очень, — ответила она.
Я подал ему свою карту. Официант, поклонившись, удалился.
— Как их здесь дрессируют, — сказал я зло.
— Да, — ответила она тихо.
— Какая тупая, типично официантская морда.
Она посмотрела на меня, удивленная моей резкостью.
— Я не обратила внимания.
— И все эти лакейские ухватки. И при этом — петушиные элегантность и чопорность, в которой сравниться с официантом невозможно.
Когда мы выходили из ресторана, были уже в дверях, ее чуть качнуло ко мне. Она улыбнулась, смущаясь.
— Я совсем пьяна. Меня качает. Как на лодке в ветер.
Прямо перед собой я видел ее глаза, широко раскрытые, чистые, пристально глядящие на меня. У меня заболело в груди.
Я заставил себя усмехнуться:
— На этой лодке вы не одна.
Даже странно, что до сих пор мы все еще называли друг друга на «вы». У лифта она первой сказала мне «ты».
А в лифте вдруг расплакалась.
8
А в лифте она расплакалась, спрятав лицо в ладонях. Я обнял ее — она сама пошла ко мне, — как обнимают плачущего ребенка, стал гладить по волосам, уговаривать успокоиться, и смотрел на ее отражение в зеркальной стене лифта; платье на ее узкой спине было открыто чуть ниже, чем спереди, на правой лопатке стояли сразу несколько родинок; заметив их, я почему-то торопливо и смущенно отвел глаза от зеркала.
Кабина очень мягко, почти незаметно остановилась.
— Спасибо, — сказала она, подняв ко мне свое залитое слезами лицо. Дверцы лифта начали разъезжаться. — Это пройдет. Не обращай внимания. Я просто пьяна. И устала.
Я подал ей руку, она крепко оперлась на нее; мы долго-долго шли по коридору. Из-под ее черного платья чуть выступала на плечо узкая полоса прозрачной темной кружевной ткани, уходящая под платьем вниз, к груди. Я открыл дверь. Медленными шагами она первой вошла в комнату.
— Тебе часто приходится путешествовать?
— Не особенно, к счастью. Временами.
— Ты сказал: к счастью. Тебе это не нравится?
— Иногда нравится, иногда — нет. Эта, например, поездка начиналась очень неприятно.
— А тебе нравится жить в гостиницах?
Я пожал плечами.
— В таких, как эта, — да. Хоть иногда я чувствую себя слишком…
— Одиноко? — подсказала она.
— Нет. Как будто я играю. Исполняю чужую роль. Выдаю себя за кого-то другого. Вот как только что в этом ресторане, например Они навязывают тебе свою игру — богатства, хорошего тона, изысканности — в своем понимании, таким образом, как это должно происходить, на их взгляд. И кто по малодушию, как я, кто по привычке, кто от врожденной глупости — в игре участвует, принимает их правила, разделяющие мир на лакеев, которые лебезят и кланяются, и на господ, лопающихся от сознания собственного достоинства. И все до последней степени фальшиво, неискренне. Мне один официант как-то рассказывал со смехом: «Подаешь кому-нибудь меню и после «пожалуйста», приятно улыбаясь, добавляешь — естественно, мысленно — что-нибудь типа «собачья морда» или «грязный подонок». Сам он, помнится, употреблял еще более резкие характеристики.
Мы всё стояли посреди комнаты, как вошли.
— Хотя все это чепуха. Вот здесь ванная, здесь — туалет. Если хочешь принять ванну или душ, полотенца на полке, смотри, — я открыл дверь в ванную комнату. — Там же, на полке, — халат. Шампунь…
— Тебе не хочется еще немножко выпить? — перебила она меня.
— Почему бы и нет?! — выйдя из ванной комнаты, я прошел к шкафчику бара и открыл его дверцу. — Пожалуйста, выбирай.