Когда на них накинулись завывающая троица, реакция команчей оказалась совершенно разной. Один наклонился в поисках выпавшего из рук мертвого товарища копья, а второй решил скрыться в ночи со всей возможной скоростью.
Первому канарец вонзил в живот гарпун, в который превратил свой неразлучный шест, а тем временем Андухар одним ударом мачете отрубил индейцу руку.
Второй исчез в темноте, словно сквозь землю провалился.
Чуть погодя в свете факелов они убедились, что из трех поверженных врагов двое еще живы, но потеряли много крови.
Стрела из арбалета вошла одному прямо в сердце, другому золотая пуля пробила позвоночник, а из отрубленной руки третьего хлестала кровь.
Раненые не отрывали полных ненависти взглядов от тех, кто заманил их в ловушку, но не издали ни одного стона.
Испанцы бросились обнимать навахо, но вскоре Сьенфуэгос встревоженно огляделся и спросил:
— Где Белка?
22
Прошел почти час, показавшийся вечностью, прежде чем девочка появилась из темноты, словно призрак.
В свете факелов стало видно, что она прихрамывает, а ее тело покрыто синяками и следами укусов, из которых стекают струйки крови.
— Что с тобой случилось? — в ужасе спросил ее отец.
— У меня не было оружия, но я защищалась, как дикий зверь, — сухо ответила она.
— Так ты что же, погналась за ним? — изумленно воскликнул Сильвестре Андухар. — Не побоялась сойтись один на один с воином команчей?
— Я не могла допустить, чтобы он рассказал о нас, — она показала ему окровавленный нож канарца, который все еще сжимала в руке. — Но теперь он мертв.
— Боже! Да ты с ума сошла!
Сьенфуэгосу не было необходимости знать туземные языки, он и так догадался, что произошло. Он тут же махнул в сторону приближающихся с севера огней:
— Сейчас не время выяснять отношения или драться с этими ублюдками, — сказал он. — Пора убираться отсюда подобру-поздорову. Факелы оставим здесь, чтобы приманить их сюда: пусть полюбуются, что сталось с их товарищами!
Они снова пустились бежать — как всегда, на запад, глядя на звезды, указывающие путь. Но вскоре они заметили, что Белка не поспевает за ними — впервые за все время.
Стало ясно, что, получив от проворной Белки удар в спину, команч в отчаянии решил дорого продать свою жизнь и стал защищаться единственным имеющимся оружием: руками и зубами, пока яростные удары ножом его не доконали.
Теперь же явно сказывались последствия жестокой схватки, и каждый шаг давался девочке ценой неимоверных усилий.
В конце концов они решили, что лучше всего вернуться к испытанной уже системе и понести ее в гамаке на палке. Разумеется, пришлось несколько сбавить скорость. Они шли до тех пор, пока на горизонте не появилась звезда Пострера, а небо за спиной не окрасилось розовым.
С первыми лучами солнца они обнаружили, что Белка впала в забытье от потери крови. Тогда они разорвали на длинные полосы старый парус от лодки канарца, который он использовал вместо одежды, и перевязали раны, как умели, заметив, что в некоторых местах клочья кожи вырваны прямо с мясом.
— Такое впечатление, что она подралась с целой сворой бешеных псов, — мрачно заметил андалузец.
— Когда людям приходится защищать свою жизнь — вполне естественно, что они ведут себя, как бешеные псы, — заметил канарец. — Сейчас главное — остановить кровь и не давать Белке двигаться, а не то, боюсь, мы ее не донесем.
Они шагали до полудня. Время от времени Шеэтта оборачивался, указывая вдаль, где, коротко вспыхивая, светилось что-то странное.
— Это команчи! — сообщил он. — Это их сигналы.
— И что они означают? — спросил Андухар.
— Не знаю, — признался индеец. — Этот язык понимают только они.
— И как они это делают?
— При помощи стеблей опунции.
— Стеблей опунции? — в растерянности переспросил Андухар. — Никогда не видел, чтобы хоть один стебель опунции светился.
— Ну да. Обычные стебли опунции, конечно, не светятся, но команчи без тени очищают их от колючек и обсыпают всю поверхность листа солью. Потом подставляют лист под солнечные лучи, чтобы он отбрасывал блики. Так они сигналят друг другу, но никто не знает, что означают эти сигналы.
— А ты не можешь сказать по этим сигналам, по-прежнему они нас преследуют или все-таки решили оставить в покое?
— По сигналам — нет, — ответил навахо. — Но я уверен, что они по-прежнему нас преследуют. Этот народ горд и мстителен, они ни за что не простят нам такого позора: ведь мы прикончили четверых воинов, а сами не понесли никаких потерь.