— Ну что ж, неплохая идея.
Уже в нескольких сотнях метров от краев долины температура стала заметно выше, а на песчаном дне впадины создавалось впечатление, будто находишься на раскаленной сковородке или в топке печи, где невозможно даже вздохнуть: нос и глотку тут же начинало нестерпимо жечь.
— По-моему, больше всего это похоже на ад, — хрипло прошептал Андухар. — А чем еще, по-твоему, может оказаться подобное место?
— Даже не представляю, — ответил Сьенфуэгос. — Я всегда считал, что самое жаркое место на свете — озеро Маракайбо на Твердой Земле, но по сравнению с этой долиной Маракайбо — настоящий ледник. А если вспомнить, что сейчас вечер — представляешь, что творится здесь в полдень?
— Так ты думаешь, что именно здесь наш путь и окончится?
— У конца пути есть только одно достоинство, — ответил канарец. — Когда мы его достигнем, то умрем, и нам не будет никакого дела до всяких гадостей, которыми кишит этот мир. А пока этого не случилось, попытаемся найти выход из этого проклятого места. Как думаешь, сколько времени потребуется, чтобы пересечь эту долину?
— Ты что же, собрался лезть в это пекло? — в ужасе воскликнул Андухар. — Да в полдень у нас закипит кровь!
— Даже если и закипит, это будет означать, что кровь все же останется при нас. А если нас схватят команчи, они точно выпустят ее до последней капли, — он обвел руками долину и добавил: — Если мы попытаемся обогнуть долину с севера или с юга, краснокожие очень скоро нас настигнут, ведь они идут намного быстрее — нам-то приходится нести Белку. Наш единственный путь к спасению лежит через эту долину. И ты это знаешь.
— Может, и знаю, но не могу с этим смириться.
В эту ночь Сьенфуэгос почти не спал, размышляя, как пересечь пустыню, где почти нет шансов выжить. Он уже был близок к тому, чтобы отдаться на милость команчей без тени: сколь бы жестоки они ни были, это все же лучше, чем мучительная смерть от жажды — самая ужасная смерть, какую только можно представить.
Прежде они добывали воду из мясистых стеблей кактусов, собирали росу с листьев некоторых кустов, сцеживали кровь ящериц, игуан и змей, но, едва взглянув на долину внизу, он понял, что там нет ни кактусов, ни кустарника, ни даже игуан или змей.
С первой минуты канарец заметил, что слой песка — плотный, толстый, плотно прилегающий к земле, казалось, сплошь покрыт тонкой пленкой полупрозрачного лака — едкого, липкого, накрепко сковавшего поверхность, так что ни ветер, ни шаги живого существа не могли поднять песок в воздух. Это была совсем другая пустыня, не похожая на ту, что они пересекли в последние дни, или на пустыню Твердой Земли, где он оказался много лет назад. Эта пустыня казалась словно застывшей, и ветер здесь был не властителем, а пленником, заточенным среди гор, в кольце которых его свободы хватало лишь на несколько дней.
Пустыни принято считать царством солнца, песка и ветра, но здесь песок и ветер отступали на второй план перед безграничной властью солнца, палившего так, что и представить невозможно.
Как провести целый день в топке печи?
Как дышится в полдень в сердце этой долины, если даже на ее окраинах в вечерние часы дышать почти невозможно?
И как можно передвигаться по раскаленной земле, над которой удушающим маревом колышется горячий воздух?
Каким же капризным должен быть Творец, чтобы придумать и создать подобное место!
Капризным и жестоким.
Он будто решил окончательно доконать несчастного Сьенфуэгоса бесконечной чередой своих капризов. С другой стороны, он наделил канарца поистине неисчерпаемым запасом сил — именно для того, чтобы тот мог бороться со всеми невзгодами, выпавшими на его долю.
Но на этот раз ему, похоже, было недостаточно диких зверей, свирепых дикарей и враждебной природы, Творцу понадобилось ввергнуть Сьенфуэгоса в глубины ада, чтобы он попытался выбраться живым из этого места, где жизнь, казалось, в принципе невозможна.
Рассвет застал канарца на вершине скалы — он созерцал, как первые лучи солнца понемногу заливают светом северную сторону долины, резко выделяющуюся на фоне окружающего пейзажа: казалось, она была покрыта белоснежным саваном, ожидающим неосторожного путника, чтобы заключить его в смертоносные объятия.
Через час он заметил, что стаи птиц с севера пролетают над его головой и сворачивают на восток, чтобы избежать яркого сияния и, вероятно, поднимающегося от поверхности жара. Это место было похоже не только на топку, но и на гигантское зеркало.
Он ступил на белоснежную равнину, прошел по ней несколько сотен метров, сел на песок и закрыл глаза, пытаясь представить, что их ждет, когда они окажутся в самом сердце этого ада, а солнце достигнет зенита.