«Я знаю, знаю…» — ответил я, соглашаясь.
Встретим ли мы его еще раз?
Интерлюдия 2. Сбрасывая оковы
Нортон, торговый город на западе Селувианской республики…
Можно ли представить жизнь хуже? Наверняка можно. Однако, он был настолько сосредоточен на том, насколько ему плохо, что совершенно игнорировал факт того, что он хотя бы жив — в этом ему повезло намного больше некоторых. Многих.
Сложными были лишь первые полгода. Дальше же было намного легче. Свыкшись со своей жизнью, судьбой, ему оставалось лишь плыть по течению без надежды на изменения. Ситуация казалась безвыходной, а воля настолько подавлена, что даже есть не хотелось. Если бы его насильно не кормили, то скелет бы казался пухлым по сравнению с ним. Если бы не ограждали от любого, достаточно опасного для самоубийства, предмета, то он давно бы присоединился к статистике.
Но у него появился шанс, проблеск в этом ужасе. Хотя, как посмотреть, ужасом жизнь перестала быть уже давно. Сейчас же скорее… пустота.
Шанс пришел словно из ниоткуда. Как обычно, получив очередного клиента, он поплел в одну из «комнат», дабы встретиться с тем, кто заплатил за его присутствие. Когда же зашел ничем не примечательный человек, он ощутил некую ауру загадочности. От него не шла та животная похоть, что обычно наблюдалась у клиентов, скорее сдерживаемая нервозность. Одет он был подобающе — плащ с высоким воротником полностью скрывал фигуру, а низкая шляпа скрывала лицо. Глаза были обычного серого цвета, но в них был едва заметный блеск. Заперев комнату, он стал молча стоять и осматривать с головы до пят полуголого парня с глазами, выражавшими полное отсутствие желания борьбы. Хоть не подходящий, но он таки попытал счастье и дал ему небольшую плотно исписанную визитку, после чего молча удалился в поисках более подходящих личностей.
Когда же парень посмотрел на неё, то обнаружил вручную расписанные буквы, подозрительно похожие на язык, что он не видел и не слышал все это время — английский. Знал он его плохо, мог лишь с трудом читать, говорить же вообще был неспособен. Однако, он таки смог разобрать послание, призывающее присоединиться к некому Восстанию — сборищу рабов, объединенному вокруг одной единственной цели — освободить всех их независимо от того, где они находятся: на эльфийском острове, в одном из четырех государств людей, среди гномов наверху и дворфов внизу, или даже в мощных руках зеленокожих орков. Сам будучи в Селувии, республике людей, у него был шанс спастись, отвоевать свободу и зажить спокойной жизнью без боли и страданий.
Но толку? Сбежать невозможно, выжить без хозяев невозможно. Рабов убивают толпами за неповиновение, а немногих счастливчиков лишь избивают плетями и палицами до полусмерти. Хоть именно умершие и являются счастливчиками, получившими избавление от этой ужасной жизни.
Он хотел было отбросить визитку, мозолившую нечто глубоко внутри, но это самое в глубине заставило придержать её. Когда-то умершее, оно воскресало вновь, чтобы медленно разжигать пламя непокорности в душе. Оно — надежда.
Смутные мысли терзали ежедневно, с каждым днем все усиливаясь.
«Неужели это правда?»
«Может, лучше не стоит?»
«Что, если есть шанс?»
«Что, если есть возможность?»
«Хватит ли мне сил?»
«Спасу ли я себя, спасу ли других?»
«Как я могу пойти против системы, против хозяев?»
«Легко смогу пойти! Они слишком долго меня принуждали! Слишком долго били, пытали! Они получат по заслугам!»
Пламенная смесь из отчаяния, разочарования, гнева, ярости и надежды сплавилась, в течении недели рождая настолько сильную решимость, что ничто не могло пошатнуть его вновь вернувшуюся волю. Ни участившиеся из-за непослушания плети, ни иные, более экзотические виды подавления, не могли потушить пламя его решимости. Надо было лишь дождаться того самого момента, будучи достаточно подготовленным к нему. Из-за этого в один из дней с кухни на первом этаже исчез небольшой ножик, пропажу которого заметили лишь на третий день. Виновника так и не нашли.
Он и не представлял, что это может быть так просто! Почему же раньше он не пытался?! Потому что был слаб, не телом, а духом! Даже не думал пытаться!
Теперь он окончательно понял. Был порабощен, был сломлен, воля оказалась погребена под толщей страданий и слез. Однако он сам хозяин своей судьбы, и он будет её хозяином! Никто не имеет права ею распоряжаться, кроме него самого. А тот, кто попытается, испытает его холодный гнев.