Эмоциональный пик, связанный с переживаниями по поводу безотцовщины, пришелся у Виктора на девятилетний возраст. Тогда он особенно донимал мать расспросами об отце, а себя тешил фантазиями: вот, сейчас откроется дверь, и войдет отец, живой и невредимый. Эти фантазии переходили в уверенность, что желаемое вот-вот свершится.
Однажды, когда мать, в то время директор школы и единственный ее преподаватель, читала детям, как всегда наизусть, «Сказку о царе Салтане» и дошла до слов:
Виктор, тоже знавший сказку наизусть, чтобы не разрыдаться, стремглав выскочил из класса. Домой вернулся только поздно вечером. Мать расценила его поступок как хулиганство. А что еще она могла подумать, когда он отказывался ей что-либо объяснить. О том, что произошло тогда на самом деле, он рассказал ей в порыве откровенности только лет через десять, когда приехал домой в отпуск из армии.
После этого рассказа она всю ночь проплакала, вспоминая мужа, с которым и пожить толком не успела, свою загубленную войной молодость, а еще более из-за того, что она, мать и педагог, не смогла понять тогда своего сына, его чувств, его переживаний.
Виктор знал, что матери в войну крепко досталось, но сам тяжелого детства не помнил. Наоборот, все было очень даже хорошо. Остров, на котором они жили в то время, запомнился ему почти как райское место. Там, в двухэтажном бараке они с матерью жили до его ухода в армию, а когда он вернулся через три года, Острова уже не было. Сколько ни пытался он найти его, не выходило, исчез куда-то, видимо, навсегда.
Так что Виктор пошел к матери просить прощения. Ритуал этот был давно ими отработан. Он постучал в дверь. Ответа не последовало, но дверь была не заперта. Значит, можно войти. Мать сидела на диване с книгой. Виктор сел рядом и взял ее за руку. Рука не отдернулась, значит, примирение пройдет быстро. Еще через минуту мать, не глядя на сына, сказала:
— Ладно, не переживай. Понимаю, что ты не хотел меня обидеть. Случайно вырвалось. Иди, утешай свою ненаглядную. Ей волноваться ни к чему, а она наши размолвки всегда остро переживает.
Поняв, что гроза прошла стороной, Виктор пожал матери руку и встал.
— А домик к следующей весне построить бы неплохо! — ему вдогонку сказала она, — Свежий воздух ребенку ничто не заменит.
Виктор тоже мечтал об участке, какое ни на есть, а все же хозяйство. Но грядки его не волновали, а вот домик построить хотелось. Теперь же, когда стройка становилась реальностью, он задумался: а на какие «шиши» строить. Денег катастрофически не хватало, хотя все работали, кроме деда, пенсионера, не кутили, да и лишнего себе не позволяли. А еще и со временем туго. Строить домик он, конечно, собирался сам. Никому бы он такое интересное дело не доверил. Но начиналась весна, а с ней и командировки. Отпуск светил только в конце года. Надо за выходные в перерывах между командировками хоть какой-нибудь сарайчик построить, чтобы было, где переночевать, а там видно будет, решил он, и с этой мыслью отправился спать.
Предприятие, на котором трудился Виктор, не относилось к гигантам индустрии. Оно имело красивое, очень интригующее название: научно-исследовательский институт робототехнических систем (НИИ РТС), и располагалось на восточной окраине Москвы в большом, специально спроектированном шестнадцатиэтажном здании. На первом этаже и в подвалах размещалось производство. На втором этаже — столовая. Третий этаж занимала дирекция, а выше шли научно-исследовательские подразделения. При этом головной отдел, раздававший задания всем остальным подразделениям и принимавший от них готовую работу, помещался на самом верхнем этаже.
Говорили, что создать НИИ РТС предложил еще во время войны один из членов правительства, чуть ли ни сам Лаврентий Берия. Так это было или нет, сказать трудно, но здание было готово к заселению в 1953 году, и по своей архитектуре, структуре и планировке очень сильно отличалось от большинства НИИ того времени.
Придя из армии в 1962 году, Виктор пришел сюда на работу слесарем четвертого разряда. Потом поработал токарем, сварщиком, фрезеровщиком, шлифовальщиком, в общем, освоил все производственное оборудование предприятия, и вернулся к работе слесаря-сборщика, уже в новом качестве.
Совсем недавно его «взяли наверх». На языке предприятия это означало перевод в один из научно-исследовательских отделов, где проводилась окончательная сборка и доводка экспериментальных изделий. Для этого там имелись небольшие рабочие помещения с одним, реже двумя слесарями-сборщиками высшей квалификации. Виктора взяли в головной отдел, что означало высшее признание его профессиональных качеств.