Кочегар не удивился, увидев мальчишку у водокачки. В те времена мальчишки появлялись везде, где можно было что-нибудь покрутить. Стоило в городе или в деревне остановиться машине, чтобы поменять проколотое колесо, как тут же появлялась стайка мальчишек, готовая помочь шоферу или хотя бы поглазеть.
Кочегар великодушно предоставил Виктору возможность крутить кран, а сам сел рядом на камень и закурил папиросу. Теперь у Виктора был повод заговорить и возможность быть услышанным:
— Дяденька, а вы куда отправляетесь? — начал он.
— В Куйбышев грузовой потянем, — ответил кочегар.
— Через Москву, значит, по московской окружной железной дороге поедете?
— А ты откуда про московскую окружную знаешь?
Вот тут Виктора и прорвало. С того самого момента, как он покинул злосчастный фургон, отчаяние не раз готово было поглотить его целиком. От него мальчика удерживало укоренившееся с детства чувство ответственности перед мамой. Она постоянно повторяла ему:
— Никогда не падай духом. Борись до конца.
И она ждала его. К ней он должен был вернуться, во что бы то ни стало.
Неожиданно для себя и для кочегара Виктор вдруг расплакался как маленький. Но, испугавшись, что кочегар сейчас уйдет, а он останется здесь, так и не сумев объяснить человеку свои проблемы, Виктор взял себя в руки. Размазывая слезы рукавами рубахи, он достаточно внятно объяснил, как попал сюда, и попросил взять его с собой.
Кочегар выслушал мальчика и полез в кабину советоваться с бригадой. Потом высунулся из окна:
— Как фамилия то твоя, Бранников, говоришь? — переспросил он и скрылся. Через минуту его голова снова появилась в окне:
— Закрывай кран и полезай в кабину, — крикнул он.
Машинист пристально посмотрел на Виктора: — Да, Бранников, похож, вроде, очень даже похож. Знал я твоего отца. И деда тоже. Доставим домой в лучшем виде.
Грузовой состав, который вела паровозная бригада, не заходил в Москву и, соответственно, не шел по московской кольцевой железной дороге. На ближайшей к Москве узловой станции мальчика сдали паровозной бригаде маневрового паровоза. Та, в свою очередь, передала его другой бригаде. Где-то около четырех часов дня, ровно через сутки после отъезда в фургоне, Виктор вернулся на Остров.
Мать он нашел сидящей на лавочке около их барака в окружении соседей. Что происходило на Острове в его отсутствие, он узнал позже, а сейчас соседи молча расступились перед ним, и он, увидев ее заплаканное лицо, бросился к ней, обнял и зарыдал сам.
Никаких объяснений не потребовалось. Все уже все знали. Мальчишки сказали взрослым, что Виктор уехал в запертом фургоне. Куда он шел, в заводоуправлении знали, но дозвонились туда слишком поздно, когда Виктор уже удрал от шофера. Потом следы мальчика терялись. Но все были уверены, что у него хватит смекалки, чтобы найти дорогу домой.
Мальчишки встретили Виктора как героя, но сам себя он таковым не чувствовал. Более того, после этого случая его очень долго преследовало чувство вины перед мамой, дедом, перед людьми. Он ощутил свою взаимосвязь с окружающим миром, связь между прошлым и будущим. Чувствовал, что на нем лежит какая-то доля ответственности, непонятно за что, но лежит, и снять ее с себя невозможно.
Но были на острове события, о которых Виктору вспоминать совсем не хотелось. Начались они, как потом он понял, вскоре после его поездки в запертом фургоне. Кто-то обратил внимание на отчаянного мальчишку. Его стали приглашать в более взрослую компанию, что для любого мальчишки лестно. Шел уже 1954 год. По домам возвращалось множество заключенных. Основную их массу составляли невинные люди, осужденные еще в войну за, например, опоздание на работу более чем на пять минут, за сбор колосков на колхозных полях в страшную голодуху. Большинство отпущенных составляли солдаты, побывавшие в немецком плену. Но были среди бывших заключенных и уголовники, многие из которых, выйдя на свободу, начинали создавать новые банды.
Москва в те годы сильно страдала от воровства и бандитизма. Отголоски городских событий доходили и до Острова. Численность этого, по существу закрытого поселения, к тому времени уже превысила 1200 человек, а число мальчишек подросткового возраста перевалило за пятьдесят. Каким-то ветром занесло в их среду и воровскую романтику. И это при том, что Остров был обнесен двумя рядами колючей проволоки. Первый ряд окружал периметр завода. В войну он охранялся ротой НКВД. Сразу же после войны ее сменил взвод охраны железнодорожной милиции.