Разработка нового гражданского кодекса была начата сразу же после Великой французской революции 1793 года, упразднившей сословные привилегии, что сделало действующее законодательство в лучшем случае неэффективным. Однако ни одну из предложенных специалистами версий нового свода законов революционерам принять не удалось. Демократические по форме дискуссии перерастали в демагогические. Документ тонул в море идей, мнений и сомнений.
Понимая важность скорейшего создания нового свода законов, Наполеон решил лично возглавить работу над ним. По свидетельствам современников, он внес в разработку документа большой личный вклад. Но даже при его кипучей энергии закончить работу удалось лишь в 1804 году, когда Наполеон уже объявил себя императором. Не обошлось, конечно, без волюнтаризма. Когда обсуждение свода законов начинало заходить в тупик, Наполеон исключал из дискуссий слишком рьяных оппонентов.
Кодекс Наполеона наполнил содержанием лозунг революции «Свобода, равенство и братство!» И разъяснил его: свобода для всех, но в пределах закона! Равенство тоже для всех, но только перед законом! О братстве же в кодексе не говорилось ничего.
Кодекс утвердился во Франции, а потом и в других странах, совсем не потому, что его создал Наполеон, а потому, что он удовлетворял потребностям общества. Кодекс утвердился настолько, что сохранился во Франции и после реставрации Бурбонов, и потом, после их свержения.
На штыках армий Наполеона кодекс был внесен почти во все страны Европы. Там он прижился и, несколько видоизменившись, укоренился окончательно, способствуя развитию экономики капитализма. Не проник он лишь в Россию, единственную страну Европы, сумевшую устоять перед натиском Наполеона.
Защищенная проливами, устояла и Англия. Но ее законодательству кодекс Наполеона и не требовался. Англия раньше других стран Европы встала на путь капитализма и индустриализации. Ее законодательство уже приспособилось к новым реалиям.
Кодекс Наполеона устанавливал равенство всех граждан страны перед законом независимо от их положения в обществе, гарантировал охрану частной собственности и обеспечивал светский характер власти, отделяя церковь от государства. Невозможно такое было в то время в России! В стране, где все и вся принадлежит самодержцу. В стране, где, спустя почти столетие, в 1897 году, во время переписи населения Николай II на вопрос о роде занятий пишет «Хозяин земли русской!» Если бы так считал только он сам! Но нет. Так считали и его подданные!
Трудно ответить на вопрос, собирался ли сам Наполеон следовать устанавливаемым им законам. Скорее всего, нет. Это были законы для всех, но не для него лично. В своей исключительности он не сомневался. Он мог делить со своими солдатами трудности и опасности войны, но в мирной жизни подчиняться законам, даже своим собственным, он не мог.
Еще труднее разобраться в вопросе о том, чем были непрерывные войны, что вел Наполеон во всех направлениях. Результатом его неуемной личной жажды власти, стремлением к самоутверждению или же стремлением объединить Европу. Современники Наполеона в годы его величия ничего не говорили об объединенной Европе. В то же время биографы, сопровождавшие императора в изгнании, не раз слышали от него, что он мечтал создать объединенную Европу по образцу Соединенных штатов Америки.
Что это было, запоздалая попытка оправдать необоснованную агрессию или сожаление о неосуществленной идее? Нельзя ответить на этот вопрос. Можно лишь констатировать теперь, спустя почти два столетия, что Кодекс Наполеона действительно пошел на пользу Франции и Европе, в то время как его войны заставили ее объединиться, но лишь с одной целью и на очень короткое время для того, чтобы сокрушить узурпатора.
Однако, если военная машина Наполеона пока работает как часы, то далеко не все в финансово-экономической сфере оказывается подвластным императору. Воровство и коррупция, свойственные диктаторским режимам, разъедают страну. Стоимость каждого государственного контракта завышается чиновниками на пятьдесят и более процентов. Соответственно, половина его стоимости возвращается им поставщиками и оседает в чиновничьих карманах. Русский историк Е. Тарле пишет о том времени: «Казнокрадов было так много, что у ученых иногда возникает искушение выделить их в особую прослойку буржуазии».
Говорят, однажды Наполеон, будучи в раздражении, очень резко спросил у своего министра иностранных дел Талейрана, откуда у него такое большое состояние. Хитрый и многоопытной царедворец ответил лестью:
— Государь, мое богатство даровано мне вами. Я купил бумаги государственной ренты накануне 18 брюмера, а продал их на другой день.