— Во-вторых, мне нужны ключи, — сказал я. — От внедорожника.
— Я не дам…
— Мистер Коллинз, я уйду отсюда с ключами, дадите вы мне их или нет.
— Вы не имеете права, — сказал он, резко повернувшись.
Я понял, что в руке он держит большой кухонный нож.
— Вы, конечно, шутите?
Он сделал шаг в моем направлении, взмахнул ножом:
— Это мой дом. У меня есть… у меня есть друзья.
Я выбил нож из его руки, подошел вплотную и сильно ударил его в живот — мой кулак врезался ему под ребра. Мы были так близко друг от друга, что я видел, как выпучились от удара его глаза. Он осел, стукнувшись головой о кухонный шкаф.
— Давайте поговорим о ваших «друзьях», — сказал я.
Глядя на него, я подумал, что сейчас его начнет рвать.
— Или поговорим о Джесси Корнелл? Что с ней случилось? — Я схватил его за грудки и посадил на стул, заглянул ему прямо в лицо. — Так что с ней случилось?
На его лице появилось выражение паники.
— Когда я впервые увидел эту девушку, она была весела и полна жизни, — продолжил я. — А три дня спустя она убила себя в присутствии тридцати человек. Объясните мне эти изменения, или я ударю вас еще раз.
По его лицу потекли слезы, словно он сдерживал их несколько дней, а теперь чаша переполнилась.
— Она мне нравилась. Правда. Но, боже мой, у меня же семья.
— Да. И что?
— Она забеременела, — сказал он. — Она говорила, что принимает контрацептивы. Правда. А потом вдруг раз — и на тебе. Ну, вы понимаете. Что еще мне оставалось? Я велел ей избавиться от ребенка. Она отказалась. Не стала. Я не хотел, чтобы с ней что-то случилось. Правда, не хотел. Я ее лю… она мне нравилась.
Я отпустил его:
— И что вы сделали?
Он спрятал лицо в ладонях, и я ударил его в бок. Он пробормотал что-то неясное.
— Что-что?
Он повторил — неразборчиво, в перерывах между кашлем, но на сей раз я смог разобрать одно слово.
Печаль.
Он прислонился к шкафу и яростно растирал лицо руками, размазывая по щекам слезы и сопли. Глаза его были открыты и смотрели перед собой. Может, он видел лужу крови на тротуаре Келли-стрит. Может, мягкий, гладкий живот девушки, лежащей рядом с ним на кровати мотеля, девушки, которая теперь умерла. Мне бы почувствовать сострадание, но я хотел только бить и бить его.
— Ключи.
Я проследил направление его взгляда и увидел плетеную корзиночку с тремя связками ключей.
Повернувшись к двери, я заметил его жену. Она стояла, опершись о дверной косяк: руки сложены на груди, лицо сосредоточенно.
— Мой муж совершенно прав, — сказала она. — Вы не имеете права.
— И какую часть разговора вы слышали?
Муж поднял на нее пустые, безжизненные глаза человека, который знает, что прежний мир разрушен навсегда.
Она скользнула по нему холодным взглядом и снова посмотрела на меня.
— Какую бы ни слышала, вас это не касается, — ответила она и отвесила мне пощечину.
Дождь по-прежнему лил как из ведра. Внедорожник открылся вторым комплектом ключей. Два других я бросил и забрался в машину. Я потянулся за ремнем, и весь правый бок пронзило болью, но когда я включил лампу и осмотрел рану, у меня создалось впечатление, что кровь течет уже не так сильно.
Двигатель завелся с шестой попытки. Я проехал по подъездной дорожке без фар и остановился на выезде. Стояла темнота.
Я направился к нашему старому жилищу. Вылез из машины и побежал к дому.
Пикапа не было.
Парадная дверь распахнута.
Я вошел внутрь, но никого не застал. Я поспешно вернулся, сел в машину и, набирая скорость, поехал к Блэк-Риджу.
Глава 42
Билл ждал на крыльце и сбежал по ступенькам прямо к машине.
— Черт возьми, — сказал он, когда я вышел. — Ну и видок у тебя. Это серьезно?
— Нет. Но я бы не хотел, чтобы такое повторилось.
Внутри было тепло, играла музыка. Он провел меня на кухню, налил большую чашку кофе из стоявшего наготове кофейника, протянул мне. Он увидел, что руки у меня дрожат, и спросил, не добавить ли чего-нибудь в кофе.
Я покачал головой.
— У тебя вообще как с этим делом?
— Могу выпить пивка. Не волнуйся. Не так, как прежде.
Мы поняли друг друга — в армии дня не проходило, чтобы большинство из нас не встречало утро без косячка или нескольких бутылок пива, а Билл отличался больше других.
— Дела минувших дней, — сказал я. — Молодая кровь.