Пятнадцать минут спустя я остановился у железных ворот чуть в стороне от шоссе 903, на полпути между Блэк-Риджем и поворотом к нашему старому дому. Не было еще и девяти часов. Кофе и свежий воздух взбодрили меня немного, но я все равно чувствовал себя проснувшимся на две трети. Я вылез из машины и нажал кнопку звонка слева от ворот. Прошло какое-то время, и мне ответил мужской голос:
— Кто там?
— Меня зовут Тед Уилсон, — ответил я. — Я…
— Что вам надо?
Я повторил ту же ложь, что и Мэри. Последовала долгая пауза, и ворота начали с жужжанием открываться.
— Входите, — сказал голос.
Машину я оставил и пошел пешком по дорожке к декоративному пруду, у которого стояли два симпатичных приземистых белых домика в английском стиле и еще один — более внушительный. В пруду не было палых листьев, а траву явно скосили совсем недавно. Даже камушки на подъездной дорожке выглядели так, словно их выбирали и раскладывали с учетом размера и цвета.
Я направился к большому дому, поднялся на крыльцо и позвонил. Дверь сразу же открылась, и я увидел худенькую женщину пятидесяти лет в фартуке.
Я последовал за ней в широкий коридор, где она оставила меня, едва заметно улыбнувшись. Я простоял в ожидании минут десять, разглядывая картины на стенах.
Когда на лестнице у меня за спиной прозвучали шаги, я стоял перед деревянной панелью, на которой ровным каллиграфическим почерком был начертан отрывок стихотворения.
Я повернулся и увидел мужчину приблизительно моего возраста, может, на два-три года моложе и фунтов на шестьдесят тяжелее. На нем были дорогие брюки, белая рубашка и серовато-зеленый свитер с открытой шеей. Выглядел он так, словно ему посоветовали наилучшим образом соответствовать интерьеру дома.
Он смерил меня взглядом и, похоже, остался недоволен моим внешним видом.
— Кори Робертсон, — представился он, протягивая руку, мягкую и теплую. — Значит, увлекаетесь архитектурой?
— Совершенно верно.
— А откуда вы узнали о нашем доме?
— От хозяйки мотеля, в котором остановился, — сказал я. — Я обмолвился, что меня интересуют старые дома, а она спросила, слышал ли я о доме Робертсонов. Или о домах, кажется. И вот я решил приехать и посмотреть, если вы не возражаете.
— Это профессиональный интерес?
— Нет-нет, — отмахнулся я. — Статья в «Дайджесте» в девяносто седьмом была довольно обстоятельной. Мой интерес сугубо личного свойства.
Он устроил мне короткую экскурсию по большому ухоженному дому и удобным неброским пристройкам к нему. За пять минут в интернет-кафе я почерпнул достаточно сведений о доме, чтобы говорить с видом знатока, вдобавок приплел имя архитектора.
Верхний этаж был разбит на два отдельных крыла. Эллен говорила, что здесь живут дети Джерри. Предположительно, у Кори есть брат или сестра, живущие на половине, которую мне не показали. Половина Кори оказалась аккуратной и прибранной. Кроме фотографий в рамочках, изображавших его с такого же патрицианского вида друзьями в плотных куртках и оранжевых охотничьих шапочках, я не увидел никаких личных вещей. На физиономиях друзей гуляли посткоитальные улыбки. Один из них показался мне знакомым.
Мы вернулись на место, с которого начался обход. Из окна виднелся крытый бассейн и теннисный корт, а поодаль — лес. Было заметно также, что опущены жалюзи в доме напротив.
— Другой дом тоже перестраивался?
— Да, — сказал Кори. — И посерьезнее, чем этот, — с тыльной стороны был сооружен целый флигель.
— Замечательно. Могу я посмотреть?
— К сожалению, это невозможно, — ровным голосом ответил он. — В данный момент там постоялица. Сейчас ее нет дома, но мне не хотелось бы вторгаться на ее территорию.
— Конечно, — согласился я. — Значит, вы его сдаете?
— Что-то вроде того. Но скоро она съедет.
— Удивительно, — сказал я. — Если бы мне повезло поселиться здесь, черта с два меня заставили бы съехать.
Кори только улыбнулся в ответ.
— Вы были очень добры, — сказал я, когда мы спускались по лестнице.
— Не стоит благодарностей. Если ты счастлив, почему бы не поделиться этим с другими?
— Благородная философия, — заметил я, зная, что его благородство явно не распространяется на мачеху.
Когда мы спустились в холл, я снова обратил внимание на панель со стихами. Кори, глядя на меня, прочел эти строки вслух:
Дороги и причалы Потомкам понастрой, Жизнь положи на это — И ляг в земле чужой.[5]— «Бремя белого человека», — сказал я.
— Превосходные стихи. Дед любил.