Мы совершали субботние прогулки в течение нескольких лет. Первого раза я не помню, а потому не уверен, когда они начались. Зато помню, когда кончились. Мне было двенадцать. В доме несколько недель царила какая-то необычная атмосфера. Я не знал, в чем причина. Отец казался рассеянным. Мы гуляли как обычно, но один раз он забыл сказать «горячий и мокрый», и мистеру Франксу пришлось просто налить ему кофе. Я помню, с каким звуком напиток лился в чашку, помню, как мистер Франкс посмотрел на отца. В следующий раз отец вспомнил кодовые слова, и я не стал об этом задумываться. В таком возрасте редко о чем-то задумываешься.
Потом в один из дней мы подошли к салону Азары — и что-то изменилось. Стояло холодное осеннее утро, на площадке никого, кроме нас, не было, и я испытал облегчение, потому что уже начал чувствовать — в присутствии других отцу не по себе. Я устремился через дорогу прямо к сверкающим динозаврам, но не успел даже добраться до тротуара, когда понял: что-то не так.
Я повернулся — отец стоял на другой стороне. Он не смотрел ни на меня, ни на площадку с машинами, просто уставился в пустое пространство перед собой.
— Па? — (Он не ответил.) — Ты идешь?
Он тряхнул головой. Сначала я подумал, что он шутит. Но тут же понял, что это не шутка: он замер, уже повернув голову, чтобы идти следом за мной.
— Что случилось? — спросил я, даже мысли не допуская, что мы не зайдем в салон.
— Устал смотреть на чужие машины.
Он двинулся к закусочной. Секунду спустя я побежал за ним. Они с мистером Франксом обменялись традиционной шуткой, но отец рассмеялся нарочито громко.
В следующую субботу в десять часов я отправился в кухню, но не нашел отца. Выглянул в окно и увидел его во дворе — он сгребал опавшие листья. Я подождал несколько минут, но он, казалось, не собирался возвращаться в дом, и тогда я сел читать книгу.
В течение следующих лет случалось так, что по субботам мы время от времени вместе отправлялись в город, долго шли рядом, но той прогулки никогда больше не повторяли. Когда ты маленький, вокруг постоянно происходит столько изменений, что трудно сказать, какие из них важны, а какие — нет. Прошло десять лет, прежде чем мне стало не хватать тех прогулок, и я задумался, почему они прекратились.
Когда тебе за двадцать, ты считаешь, что прекрасно разбираешься в жизни, а потому склонен к красивым жестам. Как-то я приехал на выходные домой и попытался уговорить отца на прогулку. Поначалу он, казалось, не мог вспомнить, о чем я, но наконец я вытащил его из дома.
Взрослые шагают широко — на всю прогулку у нас ушло десять минут. Салон Уолтера Азары стал магазином по торговле уцененными коврами. В закусочной — которая, естественно, превратилась в «Старбакс»[8] — я широко улыбнулся и попросил горячий и мокрый кофе. Барменша и отец посмотрели на меня как на умственно отсталого.
В общем, я все-таки позвонил отцу. Мы поболтали минут десять, и поболтали неплохо. Потом я зашел в забегаловку на Келли-стрит, купил последний «королевский» гамбургер и вернулся с ним в номер, где смотрел телевизор, пока не уснул.
Что бы мы делали без телевизора? Наверное, просто жили бы.
Я проснулся, дернувшись, как от пощечины. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять: звонит телефон.
Звук не прекращался, резкий, назойливый. Я приподнялся, пытаясь нащупать трубку на прикроватной тумбочке. В комнате не было другого света, кроме как от экрана телевизора и красных цифр на электронных часах, которые показывали четверть второго. Дождь молотил по крыше, задувал ветер.
— Да, — прохрипел я в трубку. — Кто это?
— Вы совершаете ошибку, — услышал я женский голос.
— Эллен? — спросил я, уже понимая, что это не она.
Голос был прокуренный и властный.
— У пагубы уже развязаны руки, — заявил голос. — Если продолжите лезть не в свои дела, будет только хуже.
— Вы кто такая, черт вас раздери?
— Вы меня не знаете, — сказала она и рассмеялась низким хрипловатым смехом.
Потом трубка замолчала.
Глава 19
Признаков жизни в конторе мотеля не наблюдалось, но я все равно продолжал колотить в дверь, прижимаясь к ней поближе, чтобы не мокнуть под дождем. По прошествии нескольких минут в глубине загорелся свет и появилась Мэри в халате. Она открыла внутреннюю дверь и уставилась на меня через москитную сетку.