Но я поехал в кофейню на Келли-стрит и сел там, уставился в окно, пытаясь сообразить, что еще можно почерпнуть из рассказа Эллен. Я не сомневался, что ее зубная щетка где-то в доме, а рассеянный ум мог и не уследить, как быстро расходуется мыло. Другие вещи, вероятно, были взяты Робертсонами, как она и считала вначале, или просто потерялись в подводных течениях домашнего быта.
Ей нужно было утешение, нужно было уехать и начать все заново. Найти свой собственный Марион-Бич.
А она вместо этого бодалась с Кори и Брук, и это злило меня. Я начал видеть в ней тень того типа, который (после смерти любимого человека) торчал в номере мотеля и предпринимал отчаянные попытки пробить лбом стену. Она отрицала это, но я подозревал, что происшествие на дороге неслучайно и Эллен готова шагнуть со своего собственного утеса в пропасть. Если бы в свое время рядом оказался кто-то, кто подтолкнул бы меня, я был бы уже на том свете.
Раздался тихий стук. Я поднял глаза и увидел Кристину, которая стояла на улице и барабанила костяшками пальцев по стеклу. Ее волосы, все такие же черные и неухоженные, казалось, необъяснимым образом подросли.
Она подмигнула, одним движением поздоровавшись и простившись, и двинулась по улице в сторону работы. Я как мог растягивал чашку кофе, но наконец допил, расплатился, вышел на улицу и направился следом.
В баре было довольно людно, и меня обслуживал какой-то парень, которого я не видел прежде. Лишь полчаса спустя Кристина подошла к моему месту у окна, чтобы вытряхнуть пепельницу. Вываливая окурки в ведерко, она скорчила гримасу.
— Вы не курите?
Она отрицательно покачала головой.
— Странно. У вас вид настоящей курильщицы. Я говорю это как комплимент.
— Курила когда-то, — сказала она. — Когда жила здесь раньше. А когда уехала — бросила. И не только это.
— Наркотики? Алкоголь? Вежливые манеры?
— Все вместе. Слышала про Эллен. Как она?
— Понаставила себе синяков. А с чего вы взяли, будто мне это известно?
— Просто слышала, что вы были неподалеку — только и всего. Я не…
— Вы видели нас вместе вчера вечером, — не отставал я. — Мы что, походили на пару?
— Да нет.
— И тем не менее сорок восемь часов спустя мы достаем фарфоровый сервиз и заказываем струнный квартет?
— Слушайте, как вам угодно. Меня это не касается. Хотите еще пива?
Я сказал, что хочу, и смотрел в окно, пока она не вернулась с кружкой. Она собиралась тут же уйти, но я поднял руку.
— Прошу прощения, — сказал я. — Но мне хотелось бы знать, с чего вы взяли, будто я причастен к этой истории.
— Да ни с чего я не взяла, — отмахнулась она. — Откровенно говоря, мне это до лампочки. Правда-правда. Но мне сегодня наращивали волосы в парикмахерской напротив, и я слышала, кто-то говорил, что Эллен, слава богу, идет на поправку. Нашла кого-то нового. Ну, что-то в этом роде. Хотя, мол, всего четыре месяца прошло. Бла-бла-бла.
Я постарался говорить ровным голосом:
— Это была Брук Робертсон?
— Не хочу я лезть в чужие дела. Городок маленький, языки у людей длинные. Кое у кого вдобавок большие уши.
— В любом случае нужно слушать, что говорят женщины, — сказал я, — но не верить этому. Я думаю, с Эллен не все в порядке.
— Возможно. Но я не считаю, что наш разговор может к чему-то привести.
— Прошу прощения.
— Принято. Но сейчас я ухожу. Найдите себе кого-нибудь более куртуазного.
— Ну, это несложно. Даже здесь. — Я дождался, когда она начнет поворачиваться и добавил: — Вы и в самом деле платите кому-то, чтобы ваши волосы выглядели таким образом?
Она хотела было съязвить, но прикусила язык и ушла.
Четыре кружки пива спустя мне пришла в голову мысль (такое начало предложения обычно не приводит к хорошему концу), и я вышел из бара позвонить. Я узнал номер в справочной и попросил, чтобы меня соединили.
— Пирс, — услышал я после короткой паузы.
— Это Джон Хендерсон.
— Вы в баре?
— Нет, уже вышел. У вас хороший слух.
— Да, хороший. Я говорил с помощником шерифа Корлиссом, если вы по этому поводу. Больше такого не повторится. Еще он обязательно попросит сестру не трепать языком.