Лампа мигала. Ящики кухонного стола стали непослушными — никак не выдвинуть. Под стульями оказалось неожиданно темно.
Что это — реальность или только ее фантазия? Она сомневалась во всем. Кроме лампы. Уж лампа-то точно мигала, если только и Тайлер не был игрой ее воображения, но падать в эту пропасть она не собиралась — ни сейчас, ни сегодня, никогда.
Конечно, возможно, что лампа готова испустить дух. Вполне.
Но это ничего не меняло. В последние дни она словно падала в колодец, бесконечная (тем лучше лететь, дорогая) глубина которого не мешала тому, что его дно ощетинилось острыми кольями. Единственный способ остановить падение — вцепиться в стенку. Любым способом, каким угодно.
Кэрол стояла на кухне и знала, что все еще переступает с ноги на ногу, но не знала, как это прекратить. Движение стало естественным, так сердце не знает ничего, кроме как биться. Если, конечно, его не остановить, но все ножи были плотно завернуты в полотенце и убраны от греха подальше еще вчера. Потому что в свое время она… но теперь все изменилось. Кэрол пережила тот период, и теперь это повторялось не по ее вине. Она сделала все, что могла, построила свои стены, но тут Джон все переломал. Позвонив ей? Или вернувшись?
Она не знала. Разумом она верила в первое. Можно сесть и начать пережевывать все с психотерапевтом (если ты готова себе это позволить), и он будет кивать с умным видом, делать записи, а потом скажет, что ему все ясно: проблема в бесконечном горе, которое она не в силах окончательно пережить, и возьмет сотню зеленых, довольный, что сумел помочь.
Но кое в чем она не сомневалась. В том, что подсказывала ей вера. В конечном счете все началось до звонка Джона. Когда продукты исчезли с привычных мест в супермаркете, когда она проснулась, чувствуя себя так, будто ее душили ночью… до его звонка. Когда он уже приехал, но она еще не знала об этом.
Потому что был и другой звонок — от женщины, которую Кэрол знала еще девочкой. Она могла обвинять Джона во всех смертных грехах, но этой игре сто лет. Она могла ненавидеть его за то, что случилось тогда, но не за то, что происходит теперь.
Так или иначе, это нужно остановить.
Остановить раз и навсегда. Хватит бегать, прятаться и, конечно, делать то, что хотят от нее другие люди. А этот вонючий замок пусть идет в жопу. Если она не ляжет спать, его можно и не запирать.
Ха!
Десять минут спустя, закутавшись в теплый халат и прихватив большой кофейник крепкого кофе, она уселась за кухонный стол с большой книгой трудных судоку. Ей нужно было дождаться восхода и выглядеть нормально, когда Рона придет за Тайлером, а дальше она сообразит, что делать. Все становится легче при свете дня. Солнечные лучи — это прутья клетки, которая защищает нас от того, что снаружи. Ну хотя бы чуточку защищает. Какую-то часть времени.
Что еще ей нужно?
Ах да — не свихнуться.
Она наполовину решила третью судоку, когда услышала тихий звон бьющегося окна в дальней части дома.
Глава 24
Первое, что я сделал утром, — отправился в контору. Хозяйка сидела за стойкой.
— А вы, я гляжу, человек слова, — сказала она.
— Что-что?
— Ну, вы и сегодня не уехали. Я имею в виду, что вы задержались дольше, чем собирались.
Я вглядывался в ее лицо и искал (но не находил) знак того, что эта фраза была заготовлена.
— У вас симпатичный городок, — заметил я.
— Безусловно.
— Давно тут живете?
— Всю жизнь.
Я кивнул, довольный, что можно перейти к истинной причине моего визита.
— Ваш пес, — сказал я.
— Что мой пес?
— Где он спит? По ночам. У него есть будка?
Она рассмеялась:
— Нет, конечно. Я пыталась приучить его к будке, когда он был щенком. Он выл так… ну, я уже говорила, что он наполовину волк. Как волк он и выл, можете поверить.
— А теперь?
Она тряхнула головой в сторону комнаты за стойкой:
— В хорошую ночь занимает три четверти моей кровати. А что?
— Мне показалось, что прошлой ночью я слышал что-то за наружной стенкой. Подумал, вдруг это ваш пес.
— Гм, — пробормотала она. — Представить не могу, что бы это могло быть. Много лет назад это мог быть медведь. Мог. Но их тут со времен Адама никто не видел. То есть лет сто.
— Ну, тогда, наверное, ветер.
— Скорее всего. Ночью была настоящая буря. Не дала вам уснуть?
— Да, что-то не дало.
Машина не хотела заводиться.
Я пришел на Келли-стрит с единственной целью — сразу же отправиться в дом Робертсонов, но когда я сел в машину и повернул ключ, ничего не произошло.