— Это было… тягостное зрелище.
— Вообще или лично для вас? Вы знали Джесси?
— Нет. Ну, я, разумеется, ее видел. Я сто раз пил там кофе.
— А более близко с ней не были знакомы?
— Нет, конечно. — Он пытался хорохориться, но за этим не чувствовалось уверенности.
— Вы всегда выпиваете по утрам? По вам не скажешь.
— Я… у меня много проблем. С бизнесом.
— Ясно. И деловые проблемы привели вас вчера в «Хоуп мемориал»?
Он уставился на меня:
— Что?
— Я навещал кое-кого. А когда выезжал, ваша машина как раз сворачивала на парковку. Странно, что несколькими минутами ранее я видел в больнице Джесси Корнелл.
— Я бы хотел, чтобы вы ушли.
— Само собой. Но потерпите еще немного. Прежде чем Джесси убила себя, она сделала кое-что еще. Вы знаете что?
Он напряженно посмотрел на меня:
— Я ей-богу не понимаю, почему вы решили…
— Она сунула руки под клапан кофейного автомата. Под струю горячего пара. И держала их там, пока они не пошли пузырями. Я был в пятнадцати футах от нее и, клянусь, почувствовал запах обваренной кожи. Разве это не странно?
Он тяжело проглотил слюну, глаза его остекленели.
— У вас такая милая жена, — сказал я. — Может, слишком милая. Я знаю, как это бывает.
— Немедленно покиньте мой дом, — потребовал он. — Сейчас же. Или я вызову полицию.
— Они все еще заняты в кофейне. Им понадобится время, чтобы приехать. А я уже здесь. — Я позволил ему обдумать это. — Но вы правы, я злоупотребляю вашим терпением.
Перед тем как сесть в машину, я повернулся. Он так и стоял на прежнем месте.
— И еще одно, — сказал я. — Та семья, что жила неподалеку.
Он молча ждал продолжения.
— Это был я. И умер мой сын.
С десяти футов я увидел, как он вздрогнул.
— Буду признателен, если вы перестанете распространять слухи, — попросил я. — Потому что это штука обоюдоострая. Вы понимаете?
Он едва заметно кивнул.
Я сидел на пристани над озером, когда пошел дождь. Сперва между деревьями сгустился туман, потом он поднялся выше и постепенно распался на капли. Капли, падая на поверхность озера, мгновенно и беззвучно исчезали.
Я провел там больше часа, куря сигарету за сигаретой. День клонился к вечеру. Температура упала на пять градусов и явно не намеревалась останавливаться на достигнутом. Дождь должен был скоро кончиться, потому что в противном случае грозил перейти в снег. Мой плащ остался в машине. Я дрожал. В том числе и от холода — я чувствовал, как он поднимается от воды, почти видел, как он собирается над поверхностью.
Я сидел и думал о лицах.
Во-первых, о лице, которое видел в зеркало заднего вида, отъезжая от дома Коллинза.
Во-вторых, о лице Джесси перед тем, как она бросилась вон из этого мира.
Я знаю, что, если долго вызывать перед мысленным взором какой-то образ, в особенности воспоминание, можно уверовать во всякие странности. Образ постепенно видоизменяется, воображение переформирует его, создает что-то похожее на реальность, но реальность эта лежит далеко, в нейтральной полосе между миром и вашим представлением о нем. Еще я знаю, что мы склонны видеть тенденции там, где их нет. И тем не менее я верил, что нашел некую закономерность.
На лице Коллинза был написан неприкрытый ужас. Страх человека, который знает, что совершил нечто ужасное.
На лице девушки (она лежала теперь где-то на столе, совершенно безразличная к болтовне людей, по долгу службы кромсавших ее тело, перед тем как чинно предать земле) я разглядел что-то неуловимое. Ноя знал, где видел это прежде, и больше уже не отмахивался от слов Эллен, которая пыталась объяснить, как выглядел Джерри в момент смерти.
Лицо Джесси Корнелл напоминало мне о Скотте — образ, который я столько раз за последние три года представлял по ночам.
Залезть в чужую голову невозможно. Максимум, на что мы способны, — это прочесть написанное на лице. Но я верил: то, что творилось в голове официантки в последние минуты ее жизни, было сходно с тем, что происходило в мозгу Скотта, когда он стоял на этой самой пристани и смотрел поверх моего плеча. Казалось, все, что он узнал за четыре года, было опровергнуто и Скотт прозрел гибельную истину о творении и всех созданиях Божьих.
Я не знал, что объединяет эти три события. Вероятно, инфаркт Робертсона никак не связан с тем, что он согласился с желанием жены иметь детей. А может, и нет. Подробности того, что происходило между голубоволосой официанткой и владельцем большого дома, были скрыты от меня, и причина смерти Скотта по-прежнему оставалась тайной… вот только теперь я знал еще двух людей, умерших подобным образом. Да еще мне не давало покоя слово, которое несколько раз произнесла Эллен.