Перед деревянной юртой князя шумели, потрясая оружием, молодые пастухи и охотники.
— Сожгем гнездо Руса! — кричали они.
Он поглядел на них, проворчал:
— Кони чуяли беду… — и, подняв тяжелую медвежью шкуру, залез в юрту.
Брат в кожаной малице сидел у чувала, глядел на догорающие угли.
Орлай, любимый сын князя, бегал по юрте и кричал:
— Сожгем гнездо Руса! Вытопчем поля, уведем женщин.
Брат молчал… Много мужчин в большом роде Юргана, молодых и старых. Но мало мудрых.
Желая здоровья брату, Золта потерся носом о его колючую щеку и сел рядом, на мягкую шкуру.
Они долго сидели молча — седые, старые, глядели на умирающий огонь и думали.
— Утром сын Руса был в капище, — сказал князь.
Золта промолчал, погладил больную ногу и подумал, что опять бог шамана Лисни ошибся: сын Руса был в капище, а великий Нуми Торум хлестнул суком его.
Орлай присел перед ними, положив меч на колени.
— Уйдет зверь, уйдет рыба, — заговорил он, — наши кобылицы не дадут молока. Великий Нуми Торум сердится, великий и невидимый хочет крови. Так сказал шаман Лисня. Шаман велит идти в гнездо Руса. — В темных глазах Орлая плясали искры зла и нетерпения. Он тряс рукоять меча. — В нашем роду есть воины, отец!
Князь вздохнул.
— Меч у воина, как мозоль у старика, — сказал он сыну. — Есть мечи, Орлай, и у братьев Кондратия Руса. Крепкие мечи у них, и крепкие руки.
Золта слушал брата, кряхтел… Кондратий Рус спас его: в темный месяц метелей приволок на лыжах в свою деревянную юрту и накормил мясом.
— Не бойся братьев Руса, отец! — кричал Орлай. — Князь Асыка воин! Князь Асыка нам брат и сородич! Шаман Лисня послал к нему своего раба…
— Шаман Лисня из рода Узкогрудых, — сказал сыну Юрган. — Князь Асыка, как ветер: сегодня он здесь, а прошла ночь, его уже нет. Где стояли чумы князя, осталась зола. А наши юрты вросли в землю, как старые ели. Я тоже был молодым, Орлан, как и ты, не расставался с булгарским мечом. Ночью я клал его под голову… Однажды мы поспорили на Шабирь-озере с соседями из большого ултыра. Мы не хотели делиться с ними рыбой, мы называли озеро «нашим». Я собрал два десятка молодых воинов. У родового костра мы поклялись сжечь земляные юрты ултырян, угнать скот и молодых женщин. Я поднял меч, в знак верности клятве хотел рассечь живой огонь родового костра… «Ты молод и храбр, сын мой, — сказал мне тогда отец, — ты чтишь великого бога предков, но ты забыл о матери. Она из большого ултыра». Я ушел от большого костра с отцом. Мы шли долго. Тайные лесные тропы уводили нас все дальше и дальше от пауля. И только на третий день перед заходом солнца мы подошли к старому городищу. У него не было ворот, гнилые стены осели, рвы заросли. Мы не видели деревянных юрт, мы не видели чумов. Над буйной травой поднималась одна старая лиственница, а под ней сидела каменная старуха Йома — грозный бог ултырян. Отец бросил грозной старухе связку беличьих шкурок. Мы спустились в узкую темную нору, прошли семь шагов, задевая локтями землю, и остановились перед лазом в круглую юрту. Посреди юрты в чувале, окованном медью, горел большой огонь. У огня сидел старик. Отец сказал два слова. Сидевший у чувала старик ответил ему и пригласил нас к огню. Мы подошли, отец поклонился и положил к ногам старого воина двух куниц…
Юрган сбросил с плеч теплую малицу и поглядел на сына. Орлай съежился и притих. Он не видел таким отца: перед ним сидел не тихий, добрый старик, учивший мужчин плести крепкие сети и ковать для стрел железные наконечники, перед ним сидел воин и князь.
Золта наклонил голову: он-то знал брата…
— Это было давно, Орлай, — заговорил Юрган. — Сорок раз одевалась земля в белую паницу и сорок раз снимала ее в месяц ветров, но я помню, помню каждое слово великого кама соседей… Он говорил нам: «Ваши предки пришли сюда как воины, они жгли наши дома, они убивали наших детей. Они называли нашу землю, землю Камов, своей землей, а нашу реку, реку Камов, — Голубой и Великой! Они были храбрые воины, они пили горячую кровь белых лошадей и плясали перед большим костром, потрясая оружием…»
Я помню, Орлай, помню: великий кам прыгал перед чувалом в своей темной юрте, хохотал и пел, потрясая луком, песни наших предков. «Грозный отец Огонь, — кричал он, — ты на небе и на земле, ты великий и сильный, ты ненасытный и злой…» Великий кам повалился, я помню, обессиленный на мягкие шкуры и спросил нас: «Где ваши князья-воины, предводители могучих племен? Где высокие, неприступные стены ваших городищ? Где род Крепкогрудых? Где красные Караганы? Где непобедимые Дзуры, быстрые, как ветер? Где их длинные мечи? Где?»