Однако каким образом Дрегер и Кноблох оказались одновременно в Барселоне? А за несколько минут до того, как осветился экран, в зале появились консул в Картахене Генрих Фрике, консул в Гренаде Эдуард Ноэ, консул в Сан-Себастьяне Реман...
А что здесь, в консульстве, делает почтенный Адольф Лангенхейм? Не поленился, старый хрыч, приплыть из Марокко. Этьен знал, что горный инженер Лангенхейм руководит в Тетуане организацией нацистов, руководит вдвоем с Карлом Шлихтингом, который живет в доме Лангенхейма под видом домашнего учителя.
Кертнеру было от чего встревожиться.
Совершенно очевидно, что в Барселоне проходит инструктивное совещание германских консулов, выходящее за рамки Испании. Тут были еще какие-то дипломаты и переодетые офицеры с Майорки, с Канарских островов, из марокканских портов Сеуты и Мелильи. По-видимому, ежедневные воздушные рейсы "Люфтганзы" Штутгарт - Барселона удобны не только для конторы ветряных двигателей.
По обрывкам разговора можно было понять, что в Барселоне находятся и ответственные чины германского посольства, прибывшие из Мадрида. На кинопросмотр они не пришли лишь потому, что оба фильма уже видели в посольстве. Но тайный слет сам по себе насторожил, - "не стая консулов слеталась..."
Он вновь и вновь с горьким недоумением задавал себе вопрос: "Почему Советский Союз не посылает в Испанию своего посла? Конечно, нашему брату не пристало вмешиваться в дипломатию, и меня за это наверняка выругают не лезь, такой-сякой, не в свои сани. Но разве я не имею права по этому поводу выразить Центру свое зашифрованное недоумение?"
Из Барселоны Этьен улетел в Севилью, где в течение нескольких дней занимался делами, связанными с рекламой конторы "Эврика". Он намеревался побывать также в Мадриде, при условии, если удастся туда полететь, а не поехать поездом. Он давно собирался осмотреть Мадрид, где никогда не был, наведаться на его аэродром Куатро виентос, конечно же, походить по залам Прадо и вдоволь насладиться полотнами Гойи, попытать счастья в казино "Гран пенья" и, если останется время, заняться делами "Эврики".
Но Этьен увидел и услышал в Барселоне и Севилье столько тревожного, что решил прервать путешествие и вернуться в Италию первым же пароходом.
И многозначительный разговор с Гунцем, и подозрительный слет консулов, и "скороспелый картофель", который доставляют воздушным путем из Штутгарта, и тревожное слово "пронунсиаменто" - переворот. Это слово он уже не раз слышал и на аэродроме Прат под Барселоной; и на террасе Колон-отеля, где сидят и пьют кофе, поглядывая на толпу, фланирующую по пляса Каталуньо; и в севильском аристократическом клубе.
Скорей, как можно скорей добраться до Милана, до патефона "Голос его хозяина", с которым не расстается Ингрид и который правильно было бы назвать "Голос его хозяйки".
Сколько дней Ингрид не выходила в эфир? Каникулы в ее музыкальных занятиях затянулись. Они не всегда совпадают с каникулами студентов консерватории.
Впрочем, хорошо, что за это время затерялись следы "Травиаты" в эфире.
Больше всего Этьену нужна была сейчас Ингрид. Скорей бы зазвучал в эфире голос его хозяйки!
11
"8.4.1936
Мы не забыли о нашем обещании прислать замену. Но, к сожалению, в настоящее время лишены такой возможности. Сам понимаешь, как нелегко подыскать подходящего, опытного человека, который мог бы тебя заменить. Поэтому с отъездом придется некоторое время обождать. Мобилизуй все свое терпение и спокойствие.
О с к а р".
"24.5.1936
Товарищ Оскар! Даже когда я сильно нервничал, никто этого, по-моему, не замечал. Ко мне вернулось равновесие духа, работаю не покладая рук. Но, объективно рассуждая, нельзя так долго держать парня над жаровней. Насколько мне известно, подобная игра человека с собственной тенью никогда хорошо не кончается. Все доводы я уже приводил. Мне обещали прислать замену месяца через два. С тех пор прошло четыре месяца, но о замене ни слуху ни духу. От работы же я бежать не намерен, остаюсь на своей бессменной вахте.
Э т ь е н".
12
Великое это искусство - помочь человеку увидеть себя более красивым, чем он есть на самом деле, польстить ему ретушью, дать пищу его маленькому тщеславию. И благополучие фотографа покоится на желании людей выглядеть как можно привлекательнее.
Тщеславие, жажда лести жили еще задолго до изобретения фотографии. Как знать, может, первый портрет нашего далекого предка, нацарапанный острым камнем на стене пещеры, уже был приукрашен?
Желание приукрасить свою внешность свойственно всем, без различия возраста, пола, национальности и положения в обществе. Но не так-то просто изобразить молодящуюся - молоденькой, уродливую - привлекательной, человека с низким, малообещающим лбом и бездумным взглядом - глубоким мыслителем, вульгарную панельную девку - скромной, застенчивой девственницей, явного сорвиголову и озорника - смиренным ребенком...