А двумя годами раньше однополчане, среди них был и Скарбек, проводили в последний путь Георгия Павловича Григорьева. Несколько лет он делал все, что было в его силах, чтобы облегчить судьбу Этьена, заключенного тюрьмы Кастельфранко дель Эмилия. Григорьев тоже заботливо помогал мне в работе над книгой.
В Баку вел беседы с Грантом Айрапетовым (Мамедовым). Он сдержал клятву, данную на похоронах Старостина, и сделал все, чтобы выполнить его предсмертное поручение.
Там же в Баку побывал у родной сестры Маневича - Амалии Николаевой. Она рассказала много интересного. Увы, ее тоже нет в живых. М. Г. Верещак переслал мне из Баку пачку писем и фотографий, сопроводив этот маленький архив письмом:
"Моя дальняя родственница, но очень близкий мне человек Амалия Николаева-Маневич (для меня "тетя Маня", как и Лев Маневич, которого я в детстве хорошо знал как "дядю Леву"), умирая, поручила мне быть ее душеприказчиком. За день до смерти тетя Амалия говорила, что ждет Вашего нового приезда, видимо, ей хотелось еще кое-что Вам рассказать. Тетя Маня поручила передать Вам ее бумаги, фотографии, а назавтра она умерла".
В Чаусах в доме No 39 по улице Маневича (бывшая Кооперативная) встретился с Савелием Давыдовым, товарищем детских и юношеских лет Маневича. От дома Маневичей остался обугленный фундамент, заросший высокой травой. Немцы сожгли Заречье, некогда застроенное деревянными домами.
Я пользовался драгоценными советами генерал-полковника Героя Советского Союза Хаджи Джиоровича Мамсурова, который в Испании воевал под именем подполковника республиканской армии Ксанти. Хочется верить, что о делах этого героического человека, безвременно ушедшего недавно из жизни, будет еще рассказано.
Хочется верить также, что удастся восстановить подробности, связанные с работой отчаянного смельчака, разведчика Василия Тимофеевича Цветкова, сложившего в Испании свою лихую голову и похороненного 7 июля 1937 года на берегу реки Тахо в Эстремадуре.
Илья Эренбург вспоминал:
"В Гейлорде Хемингуэй встречался с нашими военными. Ему нравился Хаджи, человек отчаянной смелости, который ходил во вражеский тыл (он был родом с Кавказа и мог легко сойти за испанца). Многое из того, что Хемингуэй рассказал в романе "По ком звонит колокол", - о действиях партизан, он взял со слов Хаджи".
Началось с того, что известный советский журналист Михаил Кольцов познакомил Хемингуэя с македонцем Ксанти. Македонцы издавна считались умелыми террористами. И мало кто знал, что под именем Ксанти в тылу у фашистов вместе с испанскими партизанами воевал Хаджи Мамсуров, осетин по национальности.
В одной группе с Ксанти ходил в тыл к франкистам старый испанский партизан Баутиста. Во время диверсии на аэродроме Баутиста был тяжело ранен. Фалангисты поставили крест на придорожном холме близ Бадахоса, распяли Баутиста на кресте и сожгли заживо.
Василий Цветков и пожилой набожный испанец Баутиста, о которых Ксанти подробно рассказал Эрнесту Хемингуэю, послужили прототипами героев его романа. С большой любовью и теплотой написан в романе "По ком звонит колокол" образ русского подрывника, лихого диверсанта Василия Цветкова. Писатель дал этому герою фамилию литературоведа и переводчика на русский язык его книг И. А. Кашкина. Тем самым Хемингуэй хотел воздать должное своему незнакомому другу, который так много сделал для знакомства русских читателей с Хемингуэем. А Баутиста выведен в романе под именем Ансельмо, этого требовала конспирация. Из тех же соображений писатель сменил место действия подрывников, перенеся его в район Сеговии...
Удалось разыскать немало зарубежных друзей и знакомых Этьена в Италии, Австрии, Чехословакии, Западной Германии. Одни лично знали Этьена, другие помогли найти свидетелей и участников тех далеких событий.
В Риме меня принял Умберто Террачини. Я с благоговением слушал старого мудреца, несгибаемого рыцаря революции, патриарха Итальянской компартии. В его жизни отразилась более чем полувековая история коммунистического движения в Италии.
Террачини сидел в кресле за массивным письменным столом, а моему воображению он являлся молодым, сидящим в железной клетке для подсудимых, рядом с Антонио Грамши, Пальмиро Тольятти и другими вождями партии, когда их в 1926 году судил Особый трибунал по защите фашизма. И тот же гранд-уфичиале генерал Сапорити спустя десять лет подписал приговор Конраду Кертнеру!