А надо заметить, что как с Клавой мы стали жить вместе, я перестал совсем бриться. И росла бородушка моя как хотела все это время. И через год, стал я замечать, что она сформировалась сама без всяких постригов и выравниваний в такой правильной формы конус слегка приплюснутый с боков. И что примечательно, волосы не мешали кушать и не закрывали губ, коими лобызал я свою супругу драгоценную, а еще пахли они тонким таким запахом напоминающим смесь сандала и полыни, что очень нам двоим нравилось. И ходил я так, как какая-то ароматическая статуя и благоухал во все стороны. Временами казалось даже, что борода со мной ведет беседы, и я ей иногда отвечал и откровенен был и поверял, как другу сердечному, все свои скорби опасения, которыми не хотел огорчать Клаву.
Было тогда наверно опять лето или начало осени, не помню, мы тогда всей деревней перестали вести отсчет времени и жили по внутреннему наитию, кто как думает и чувствует, тот так и живет и делает все сообразно этому. Считаешь, что сеять нужно, пошел и сеешь, чувствуешь, что ногти пора стричь - делаешь и это. Так вот, в ту пору опять заявились стервецы со своими товарами да услугами и все как всегда назойливо предлагалось, да втюхивалось. И говорит мне моя борода:
- Завтра они все сворачиваться будут, а ты потихоньку спрячься и как увидишь, что стервецы уходят, потихоньку за ними и следуй.
- А зачем?
На этот вопрос она мне не ответила, но я решил последовать ее совету и проследить, куда они уходят и где живут.
Клава собрала меня в дорогу, еды скромной на три дня, одну рубашку и клинок мой завернула в льняную тряпицу. А я еще взял спичек для кострищ, да блокнот с карандашами.
И как только Клава догадалась, что пути будет три дня. Шли они Лесом, то смешиваясь меж собой, то рассыпаясь врозь. Прошагали мы так долго, показалось даже что не три дня прошло а все тридцать. Стервецы не общались друг с другом и вообще казались как не живые. А пришли мы к странному месту, я так далеко никогда не заходил. Путь подошел к завершению где-то к полудню. Лес резко закончился и стервецы стали выходить как вши в пустошь. Я притаился и огляделся. Деревья заканчивались и четко по этой границе начинался песок, посмотрев вдаль, увидел, что эта пустыня, тянется метров на пятьсот до места где вновь начинали расти деревья. Я стал красться по границе, прячась в деревьях, наблюдая как эти задеревенелые тела медленно выходили неспешно ил леса и двигались к центру. Оказалось что пустыня представляет из себя большое широкое кольцо в середине, которого находился большой около леса, но деревья в нем были совершенно другими. Даже издали это было видно. Дождавшись пока последние паскудцы скрылись в этом околке, я вышел и бегом направился к центру.
Добежав до начала леса, я остановился. Было необычайно тихо там внутри. Ступив внутрь почувствовал, что температура намного ниже, чем вокруг, даже пар, мелкими облачками вырывался то из рта, то из носа. Все земля была пустой, то есть не росло на ней ничего, кроме этих здоровенных деревьев странной породы с совершенно гладкими высокими стволами. Было очень сумеречно, пообвыкнув, глаза все стали четко различать, но все равно было непривычно, что среди бело дня здесь так по вечернему. Продвигаясь дальше, наткнулся на красивое озеро почт правильной круглой формы. Гладкая поверхность воды отражала тяжелые тенистые ветви и неярко мерцала. Спокойное свечение то всеми оттенками желтого цвета, то зеленого, освещало пологий берег, вдоль которого были как будто разбросаны большие темные валуны. Некоторые из них были глубже в лесу, прочие почти касались воды. Подобравшись к одному из них, заметил, что вокруг него обнимая лежит стервец, вжавшись так, что я сначала его и не заметил. Посмотрев на другие, увидел и остальных, также в обнимку лежащих с камнями, как со своими супружницами. Видимо все они спали или умерли... В этой тишине шум от моих ног по песку казался чужеродным и неестественным. Печально здесь было. Побродив еще немного вокруг и не найдя больше ничего примечательного, я отправился домой, к Клаве, к теплой печи, к звукам, к знакомым запахам и видам. Да и борода меня склоняла как можно скорее отсюда убираться. Но перед уходом я, добравшись до знакомого Леса и найдя там удобное место, улегся и уснул. Сон выворачивал меня наизнанку, как вязаную варежку и уже не понятно было где я находился и что со мной происходит.
***
Зовут меня Карлом, это жуткое, напоминающее чавканье грязи имя, дал мне мой дед, наверно в отместку за то, что его дед тоже в свою очередь назвал его Карлом и так далее. И как давно это простиралось никто не знал, и получалось, что с этим вороньим клекотом все мои предки были связаны либо именем либо отчеством. Даже на нашем родовом гербе изображен четырехглавый ворон, где вторая голова выходит из первой, третья из второй, а четвертая из третий. И последня голова, как говорил дед Карл Петрович, царство ему небесное, держит в клюве тот самый философский камень, а смысл этого камня для каждого свой. Как-то я спросил деда, какой он видит смысл в этом камне и он слегка замявшись ответил, что этот камень для него один из его четырех зубов мудрости. А про остальные три он никак не говорил, сколько его не выспрашивал, и не допытывал.
В школе конечно, у меня была кичка Ворона, с которой я прожил до самого художественного училища имени Иеронима Босха, откуда выпустился с отличием и как мне говори преподаватели, подавал весьма большие надежды стать большим серьезным художником. Но судьба распорядилась иначе, вот и спешу, изложить все, чтобы хоть что-то от меня осталось, если не дай Бог, что произойдет.
Я пишу музыку, знакомым нравиться, иногда даже выступаю с местным коллективом, который трепетно и досконально разбирает мои закорючки на репетициях, но по большому счету, музыка моя никому не нужна. Поэтому я нашел весьма эффективный способ зарабатывать себе на жизнь. Вот с этого момента и начинается то, что привело меня к нынешнему состоянию. Исследуя архивы своей семьи, которые чудом сохранились с советских времен, я наткнулся на формулу, которая позволила мне стать одним из самых продаваемых художников и очень ценимым в среде богатых коллекционеров. Получилось все как всегда случайно, роясь в фамильных дагеротипах, я тогда хотел нарисовать всех известных своих потомков на одной картине, я наткнулся на удивительную формулу, она была представлена в виде деревянного механизма. В определенные окошки нужно было подставлять определенные слова, буквы, слоги или цифры, в зависимости от ответа на вопрос, который был написан прям над этим окошком и затем необходимо было провернуть ручку определенное количество раз, и после этого на бумаге выдавалось подробно написанный ответ на загаданное. И так балуясь с этим механизмом-формулой я запросил сюжет картины, который бы понравился исключительно всем и то в какой технике он должен быть выполнен. Два пожелтевших листочка вывалившихся из прорези меня поразили, я читал и таки в восторге от того что мне предлагалось изобразить. В тот же вечеря я засел за работу и проторчал в свой каморке наверно дня два пока, на холсте не стало проявляться, то что стало моим первым триумфом. После недельной прорисовки деталей и фона, я покрыл картину лаком. Сделав приемлемые снимки, я разослал их во все возможные сайты связанные с продажей картин. В этот же день меня просто завалили предложениями. Ответив нескольким самым выгодным предложениям, в конце концов договорились о том, что на ближайшем аукционе в Осло будет выставлена моя картина.