— Какие еще вопросы задавали?
— Жаловались на заработки. Сто тридцать рублей выходит, это на бетонном.
— Я, например, получаю столько же. Скажешь, и тут правы твои ребята.
— Правы, — просто ответил Салтыков. — При хорошей организации работ они могут получать в два и два с половиной раза больше. И они будут получать! — сказал он как пригрозил.
— Вековечные твои заботы.
— Ни черта не вековечные! Я вот уже четырнадцать лет строю, но я всегда пристраивался рядышком с какой-нибудь домной или мартеном, строил опять же домну или прокатный стан, и там на долю моих рабочих полагалось сотни метров жилья. А тут… я впервые строю на пустом месте.
Последние слова его неприятно кольнули меня.
— Ну, скажем, не совсем на пустом. Здесь все-таки город, ему двести с лишком лет.
Он махнул рукой за окно:
— Там почти сто гектаров полынной пустой земли! Это только под наши заводы. А кругом — немеренные просторы… — Он возбуждался с каждым мгновением. — Все-таки у человека, у строителя по крайней мере, должна быть в жизни одна такая стройка. Ты говоришь, город. Плоский, одноэтажный спящий город, из которого бежит молодежь, тридцать тысяч жителей. А через три, пять лет здесь будет жить триста тысяч. И будет многоэтажный город. Иначе за каким чертом было приезжать сюда! Да вот хотя бы тебе?
— Ты же меня и сманил.
Он только хмыкнул, отмахнулся точно от въедливой докуки.
— Я, может быть, только здесь поверил, что действительно есть на свете романтики, что есть нуждающиеся в квартирах, что есть люди, любящие литейное производство так же, как, например, ты любишь… что ты любишь?
— Финскую баню.
— Пусть так, если финская баня добавляет смысла твоему существованию. Так вот люди едут только для того, чтобы потом, когда мы построим литейный комплекс, работать там, причаститься к новой технике, поэкспериментировать. А пока они глотают пыль, задыхаются от зноя, потом будут мокнуть и мерзнуть, вкалывать за милую душу, чтобы только дожить до заводов…
Пришел Пестерев, начальник производственного отдела управления. В целлофановом мешочке принес пива. Мы разлили пиво по стаканам и жадно выпили. Пестерев закурил.
— Как это кстати, пивзавод в городке. В поселок привезли две цистерны. А верно ли, что спиртным торговать не будут?
— Да, — подтвердил Салтыков, — по крайней мере водкой. В облторге Халиков договаривается насчет сухих вин. Кстати, продуктовый в «Литейном» действует нормально.
— Теперь люди просят промтоварный.
— Ведь райпотребсоюз обещал посылать автолавку.
Пестерев вздохнул и ничего не ответил.
— Там баню начали было строить, — заговорил он опять, — а сегодня, слышу, детский сад.
— Баня есть в городе, есть на Гончарке, — сказал Салтыков. — А детский сад нужен позарез. Только проследите, чтобы половые доски больше не трогали.
— И на детсад нельзя?
— Нельзя. В «Литейном» все временное — и сам поселок, и детсад тоже. Заказчики против капитальных построек. Надо поскорей решать вопрос, где строить жилой массив для литейщиков — в городе или близ заводов. Это, между прочим, должны были решить еще проектировщики.
— Горисполком за строительство в городе.
— Там придется сносить старье.
Я сказал:
— Иное старье здесь покрепче твоих железобетонных построек.
— Угу, — отозвался Салтыков.
Стали возвращаться остальные жильцы: главный бухгалтер, один из будущих директоров литейки, секретарь парткома Ермашов, два начальника СМУ, которых Салтыков давно уж хотел выпроводить из гостиницы: живите на участках, в палатке, где хотите!
Когда собрались все, Салтыков встал и негромко, но непреклонно сказал:
— На днях переселяемся в вагончики. Учтены все выгоды — не будем тратить время и деньги на транспорт. Кто вытащил мой бинокль? — сварливо спросил он. — Ты? Так будь добр, возврати на место. — И, быстро переменив раздраженный тон, шепнул: — Не ужинал? Идем.
Когда мы спускались по лестнице, он подхватил меня под локоть.
— Признавайся, надоел я тебе с дурным своим настроением?
Надоел… Он был единственный человек, с которым я чувствовал себя хорошо и просто в эти смутные свои дни.
— Сегодня я написал письмо, — сказал я. — Деле.
— Зови ее сюда, — сказал он тихо. — Зови же, зови!..
В то лето я готов был ехать с Салтыковым хоть к черту на кулички. Меня волновали разговоры о том, что вот-вот он закатится на самую-самую, как у нас частенько говорят, стройку. Но я, пожалуй, и без него бы уехал, не знаю только куда.