Бегунец не хрустел сеном, а стоял, затихнув. Хемет потрепал коня по загривку, стряхнул с него снег и медленно двинулся прочь. Но, выйдя из-за стены, он лицом к лицу столкнулся с Каромцевым.
— А-а, — сказал Каромцев. Он проверял посты и, услышав шум у коней, завернул к стоянке. — Не спится?
— Не спится, — ответил Хемет, отступая за стену, и Каромцев тоже зашел в укрытие, — Куда дели того человека, комиссар? — спросил Хемет.
— Он в губернской тюрьме, — ответил Каромцев тихим голосом. — Ты не жалей о нем.
— Я не жалею, — хмуро ответил Хемет.
— Вот ты спросил в тот раз; «Что он сделал вам плохого?» Нам он — классовый враг. А теперь можно мне спросить: что он тебе сделал?
— У меня с ним свои счеты. Вот и все.
— На его совести десятки жизней, Хемет. Вот потому-то мы и воюем, чтобы не было ни убийств, ни разбоя. Ты понимаешь, что у нас с тобой общий враг?
— Я понимаю, — сказал Хемет.
Они долго молчали, вслушиваясь в шебуршание метели за стеной, вздохи лошадей, приглушенные голоса часовых. Затем Каромцев заговорил:
— Скажи мне, Хемет, ты всех возчиков наших знаешь?
— Городских всех знаю.
— Бойцов своих — каждого я знаю. Кто на что способен, про их родителей знаю, про жизнь, их знаю. А из возчиков только тебя. Хотел бы я знать, как тебя, хотя бы с десяток возчиков.
— Зачем? — спросил Хемет.
— Очень хотел бы!..
— Ахматша — хороший человек, — сказал Хемет, — Порфирий, Зайнулла, много мы с ними ездили. Верные люди. И кони у них хорошие.
— Кони? — задумчиво повторил Каромцев. — Что ж, кони, кони…
Если бы Хемет не показался ему таким хмурым и скрытным, Каромцев, может быть, и рассказал бы о своем плане захвата мятежного села. Посреди ночи он намерен был с грохотом, санным визгом и выстрелами пустить с десяток возов в село — и чтобы во главе мчался самый быстрый конь и верный, беспрекословно подчиняющийся приказу возчик. Свой план Каромцев мог осуществить и не говоря ничего Хемету, но ему очень хотелось сказать, чтобы тот знал, на что идет. И в то же время побаивался колебаний лошадника — все же Каромцев не мог ему приказывать, как своим бойцам.
— Ладно, — сказал он. — Ладно. Идем отдыхать.
Когда Каромцев ушел, Хемет долго еще стоял посредине снежного кружения. В темноте метелицы, уже замирающей, спадающей, мерещился ему новый день, тревожный, опасный — не пулями, нет: он мог потребовать от Хемета чего-то другого, отличного от того, что он делал всегда. Чего — он не знал, но предчувствовал это, и было ему тревожно…
С утра до полудня бойцы проверяли оружие, считали патроны, которых сильно поубавилось за эти дни, возчики чинили сбрую, осматривали дровни. Каромцев ходил между бойцами, спрашивая:
— Все ли кормлены? Нет ли обмороженных?
Ему отвечали бойко:
— Морозиться-то с чего — вона теплынь какая в кондукторских. Малость пропахли хлебным духом, так не беда!
Обходя возчиков, он остановился возле саней Хемета и продолжительно стоял, раздумывая. Затем крикнул бойцов:
— Харитонов, Муратов! Снять пулемет с саней, пристройте на другие. — Хемету он сказал: — Облегчение твоему коняге.
Из заимки прибыл отряд коммунаров, успевших выскочить из села перед самым захватом его бандитами, и несколько крестьян, тоже кособродских. Каромцев долго с ними говорил. В полдень он приказал хорошо покормить лошадей. Часу в шестом, когда быстро начала падать темнота, он подал сигнал тревоги, и весь отряд заклубился звуками, паром дыхания, движением тел.
Выехали от станции на узкий проселок, растянувшись длинной цепью. Проселок был переметен снегом, напади бандиты — и деваться некуда, не развернуться саням. Ротный Снежков спрашивал, нельзя ли, мол, поторопиться. Каромцев отвечал: нельзя. И кони продолжали бежать легонькой трусцой. Скоро проселок уперся в скотопрогонную дорогу, широкую и выпуклую, чисто подметенную ветром. Каромцев приказал повернуть направо, и всем стало ясно, что отряд направляется к Кособродам. Но и на этой дороге отряд ехал очень медленно. Каромцев, сидевший на санях Хемета впереди отряда, говорил:
— Не спеши, попридержи.
Уже дымком запахло, послышался лай собак, когда Каромцев велел остановиться. Поезд стал, как бы увязнув в глухой тишине и темени. А всего минуту назад поезд скрипел и громыхал — не приведи бог! Каромцев усмехнулся одобрительно и пошел назад мимо покрытых куржаком лошажьих морд, заиндевелых возчиков и бойцов, соскочивших с саней и притопывающих от холода. Отсчитав десять саней, он встал посредине и велел позвать командиров.