Алеша угощает меня папиросами «Герцеговина Флор».
— Мачеха где-то купила, говорит: подари папе в день рождения. Я, конечно, не стал дарить.
Мы закуриваем толстые папиросы со сладковатым дымом, застревающим в горле.
— Я и тетю угощаю, — продолжает Алеша. — Она стала курить, с тех пор как у нее шпиц помер. Дохлый был песик, а тетя говорит: от нервного потрясения помер, то есть от того, что мачеха у нас появилась.
— А как ты ее называешь?
— Я ее называю Вы, Отец называет Ты, а тетя… не знаю. Но я ничего против Веры Георгиевны не имею. Я даже мог бы ее полюбить, если бы она родила. Знаешь, как хочется брата или сестренку! Честное слово, я возился бы с ней все дни! Наверно, после Нового года она родит, у нее вот уже какой живот, как у твоей матери.
— У моей ма…тери? Ты сказал?..
Алеша покачал головой:
— С девчонками и то легче, чем с тобой. Впрочем, извини. Я говорю только о своей мачехе.
У моей матери… Да, я ведь и сам что-то такое замечал — что отчим обращается с нею как-то особенно, словно боясь даже голосом потревожить в ней ее покой, округлость ее покоя, тихую, миротворческую влажность ее бархатных глаз. Я сразу же заметил, как только приехал из городка, но только постарался тут же забыть.
— Я бы тоже не прочь заиметь брата или там сестренку, — говорю я небрежно. А он (до чего деликатный, думаю я сперва) словно не слышит меня. Он дымит «Герцеговиной Флор» и соображает вслух:
— Я только не знаю, что будет с тетей. Она ни в жизнь не помирится с мачехой. И, знаешь, с ней-то и произойдет нервное потрясение! Отец с ней очень ладил, всегда ее защищал, если мы скандалили. А теперь мы не скандалим, но отец… он совсем не замечает ее страданий.
И тут я вдруг говорю:
— Прости, мне надо домой, — и убегаю, оставив удивленного Алешу. Мне кажется, пока я тут гуляю с Алешей, дома у нас тоже страдает… кто? — отчим? мама? Или все у них хорошо, а страдаю я? Они, наверно, только и говорят что о нем, а на меня им наплевать.
Я вбегаю в квартиру, сердце у меня сильно бьется, лицо горит, я попеременно гляжу то на отчима, то на маму, точно пытаюсь найти разгадку их новых отношений. Но все обычно, просто, и мама с тревогой обо мне говорит:
— Боже, как запарился! Тебе вредно так носиться.
— Мама, ма-ма, — говорю, я с наслаждением, — мама, я давно хочу тебя спросить…
— Ну? — несколько поспешно говорит она. — О чем же ты хочешь спросить, ну?
— Это правда, что мы будем учиться с девчонками?
— Сто восьмая остается мужской, так что не волнуйся.
— Ура-а! — кричу я, и так легко, так хорошо становится у меня на душе. Неужели всего только минуту назад я был взвинчен и встревожен? А ведь все идет как нельзя лучше.
Я съедаю свой ужин, выпиваю молоко и, спокойно, безмятежно глянув на маму и отчима, ухожу к себе в комнату. Развалясь на диване, я читаю «Тамань». Читаю о море и вижу речку Уй, читаю о луне, осветившей скалы, и вижу каменистый берег, ивы, их текучие ветви, как волосы загадочной Ундины. Почему я не встретил в городке ни одной девчонки? Почему у меня не было какой-нибудь случайной романтической встречи?
То ли ночью, то ли уже под утро звонил телефон и что-то сонно отвечала мама.
Я поднимаюсь поздно, мама и отчим громко переговариваются на кухне, пахнет свежим чаем.
— Мама, а кто звонил так рано?
— Наших мальчишек поймали в Кустанае и высадили из поезда. Я же говорила вчера, забыл?
Забыл, она действительно говорила, что из детдома сбежали двое. Я иду на кухню и сажусь за стол. Отчим глуховатым голосом говорит:
— Тебе, я думаю, надо остерегаться пикантных ситуаций.
— Теперь уже просто, — отвечает мама, — поехать и привезти ребят.
— Я поеду с тобой, иначе и заикаться не смей.
— Я тоже поеду, мама!
— Помолчи, — мягко просит мама и так же мягко говорит отчиму: — Это лишне, Зинат, но, если ты настаиваешь…
— Я постараюсь часам… часам… словом, после обеда. Сегодня все должно решиться. Быть или не быть! — значительно, почти торжественно произносит он. Это он уже о своих делах. — Да, сегодня… или мы будем делать машины, или… — он вдруг закатисто смеется: — Или — столовую посуду, ха-ха!
Завтрак протекает спокойно, и спокойно они расстаются: отчим уходит на завод, мама начинает прибирать на кухне. Я сижу в своей комнатке и каждую минуту помню о том, что должен прийти отчим, а там они с мамой поедут в Кустанай. Потом я незаметно задремываю и просыпаюсь от телефонного звонка.
— Позови маму, — просит отчим.