— Вот тогда и докручивай в свое удовольствие!
Все стали расходиться. Игорь сказал:
— Ты, Галка, иди потихоньку, я догоню тебя. Надо забежать в управление, позвонить в больницу насчет Виктора.
У Игоря все эти дни болит душа из-за Покровского-Дубровского. «Премии району не видать, как своих ушей», — ворчит Булатов. Чудак все-таки Семен Антонович — как будто дело только в деньгах! Виктор потерял ногу, специальности у него никакой. Вот о чем подумать надо. Я надеялась, что Игорь догонит меня. Но вот уже и дом, а его все нет и нет. В комнату идти не хочется — буду ждать его на улице. Погода тихая, безветренная, можно посидеть на лавочке.
Кончается навигация… Надо было бы сходить вверх по реке, посмотреть, много ли застрявших плотов и топляка… Я не раз просила Булатова послать меня, но он так и не выписал командировку — наверно, боится, как бы я опять не испортила его отношений с лесниками. Но ехать надо — скоро состоится большой разговор о сплаве древесины. Шуму я весной наделала немало, теперь нужно доказать всем, что я была права. Впрочем, шум был поднят не без пользы — реку все же кое-где очистили от топляков. Кроме того, порт не несет теперь ответственности за количество буксируемой до сплаврейда древесины. Но этого мало! Надо, чтобы портовики и лесосплавщики работали рука об руку, болели бы душой за состояние реки. В самом деле, красотища у нас на Гремучей! Разве можно губить такую реку! Нет, в воскресенье я непременно отправлюсь на катере в верховье.
Ко мне подошел Лешка и молча остановился рядом.
— Ну как котлеты? — улыбнулась я.
— Да будь они неладны! — мрачно сказал Лешка. — И вообще надоело все!
— Чего это тебе вдруг все надоело? Лешка тяжело вздохнул.
— Запутался я, Галка. Понимаешь, с поварами-то я действительно прошляпил, ну, то есть поблажку им дал. И все из-за дурацкой жалости! Пожалел… Подошли мы всей оравой к столовке, а дверь уже закрыта. Нас сначала не хотели впускать, а как узнали, что мы с проверкой, сразу открыли. Да такие вежливые все. Выбили мы в кассе чеки, сели ужинать. И тут я чуть со стыда не сгорел. Шефом работает жена погибшего капитана, трое детей, понимаешь? А ребята на нее чуть не с кулаками.
Лешка, присев, опустил голову.
— Не надо было мне идти туда. На кой черт полез — не знаю. А тут еще Сашка Бес! Заказал стакан сметаны, — видишь ли, сметанки, дьяволу, захотелось! А в стакане комочек крахмала оказался. Ну, Бес и давай орать: «Чем кормите! Что за безобразие! Жулье!» Повариха подошла к нему, спрашивает по-человечески: «В чем дело?» А он: «Разуй глаза — увидишь!» Ты понимаешь — ведь мать троих детей, вдова погибшего моряка!..
— Но если в столовой крадут, что ж, по-твоему, нужно им потакать? Закрыть глаза на все и не замечать, что там жулики орудуют?
Лешка покачал головой, ничего не ответил. Мы долго сидели молча.
Когда подошел Игорь, я рассказала ему о том, что произошло в столовой.
Лицо Игоря сразу стало строгим: брови шнурком, глаза — лед бирюзовый. Немного подумав, Игорь сказал:
— Ты, Леха, прости меня, но твое отношение к этому иначе чем трусливым не назовешь. Нечего поощрять воров! Мало ли что «вдова, трое детей»!.. Разве это дает ей право обкрадывать людей? Если есть подтверждающие это факты, надо принимать меры. И нечего слезу пускать!
— Ослы вы, больше никто! — с каким-то отчаянием закричал вдруг Лешка. — Поймите, черти, — тро-е детей! Что ж — под суд ее?.. Так, что ли?
— Не горячись, — остановил его Игорь. — Разве мы говорим «под суд». Надо помочь ей, сделать ее честным человеком. Сумей добиться этого — вот тогда любой скажет: «Да, настоящий парень наш комсорг!» Тебя же все знают как смельчака, а ты вдруг раскис…
Впервые за долгие годы дружбы я не узнавала Игоря! Мне казалось, что говорит кто-то другой. Все у него получалось очень уж правильно. Ну ясно, что Игорь прав! Я прекрасно понимаю его, но сердцем — на стороне Лешки. Меня как-то неприятно покоробила эта неожиданная сухость Игоря. Никогда не думала, что он может быть таким рассудительно-холодным.
Игорь бросил окурок и придавил его каблуком.
Лешка поднял голову.
— Что же я, по-твоему, должен делать?..
— Вернуться в столовую и довести дело до конца!
— Значит, до суда! Так я тебя понимаю?
— Ну зачем же сразу «до суда»! Ты поговори с ней по-человечески. Пусть о детях подумает. И потом, муж-то был честным человеком! Растолкуй ей — жить надо так, чтобы детям потом не было стыдно за мать…
— Ну и умники вы все!. — опять вскипел Лешка. — Да вы поймите, мне легче одиннадцатибалльный шторм перенести, чем эту женщину засудить!..