— Но как же так? Ведь с их разрешения строили!
— В том-то и дело. Когда Булатов начал строить клуб, в райкоме крепко закрыли глаза, а теперь вот Госбанк опротестовал строительство и райкомовцы вдруг удивились и большие глазки сделали.
— Значит, у нас не будет клуба?
— Как бы не так! Народ наш спасибо Булатову говорит, а в райкоме приняли поистине Соломоново решение — клуб признать незаконнорожденным, но коль уж он родился — узаконить, пусть живет.
Я рассмеялась:
— Неужели вы не вступились за Булатова?
Бакланов медленно встал, подошел к окну и, стоя спиной ко мне, глухо сказал:
— Пытался, конечно. Но, между прочим, и мне выговорок влепили. Но я все же спросил у секретаря райкома: «Вы считаете, что мы совершили преступление?» — «Ну что вы! — отвечает. — Замечательное дело сделали, люди вам благодарны будут. А что мы сегодня вас пожурили, так это к лучшему: разумнее будете относиться к государственным средствам». Вот ты, Галина, только осуждаешь Булатова, а он, прямо скажу тебе, — человек дела. И очень плохо, что вот таких «выговорков» у него полная обойма. И висят они на нем тяжким грузом. А он все же работает, да еще как! И если мы будем мешать ему, как те топляки на реке, то тогда — стоп машина! К чертям полетит вся работа!
Я не призналась Александру Егоровичу, что и сама во многом ценила Булатова. Да, все знали, что работник он прекрасный — энергичный, напористый, умный. Но беда вся в том, что булатовский корабль вряд ли сможет спокойно плыть по реке жизни: Семен Антонович сам засорил стрежень судьбы своей мелями, перекатами, топляками. Чтобы идти на всех парах, Булатову необходимо убрать прежде всего опасные топляки…
В самом деле, прав Бакланов, конечно! Но тогда почему же Булатов окружает себя такими темными людьми, как Карпухин? Почему он взял чужой лес на домики? Правда, все это он делал для людей. А как он относится к этим самым людям?
— Ведь он груб с рабочими! Разве вы не замечаете этого? — спросила я.
Немного помедлив, Александр Егорович ответил:
— Это верно, иногда Булатов бывает груб. Мы должны в таких случаях одергивать его. Но ты наверняка заметила, что за последнее время он изменился в лучшую сторону.
— Признаться, не заметила.
— И напрасно. Ты все ищешь, как бы придраться к нему, думаешь только о теневых сторонах его характера. А Булатов не любит пустой болтовни. Если надо высказать свое мнение, то выскажет его. Правда, случается, что говорит он резко и даже грубо, но есть люди, которые любого выведут из себя. Я вот думаю: если бы к его деловой хватке добавить теплоты и душевности, работа в порту пошла бы еще лучше. Главные качества Булатова — это размах и расчет. Он не терпит стандарта ни в чем! Плохо лишь, что суховат Булатов, что, кроме работы, ничего знать не хочет…
Мы вышли с Баклановым из кабинета, продолжая разговор о Булатове, и совершенно не заметили подошедшего к нам Сашку Полубесова. Я даже вздрогнула, когда он вдруг сказал:
— Вот пусть Булатов ваш и ведет лошадиный образ жизни. Да и лошадь родится не только для того, чтобы тяглом быть… И ей на лужку порезвиться охота. Работа работой, но ведь надо же и в пинг-понг поиграть, и рыбку половить. А когда? По Булатову-то все жми и жми…
Александр Егорович повернулся к Сашке:
— А ты представь себе, Саша, двух начальников строительства. Один, снабженный всеми материалами и планами, должен по графику пустить завод через два года. У другого же нет окончательного плана, не хватает материалов, а он все-таки пустил завод через полгода и дал первую продукцию. Вот так же и Булатов. Мог он и не спешить. У него есть проект строительства больших причалов со сроком ввода их через два года. А мы уже к концу этой навигации начали на них обрабатывать суда. За каких-то три месяца столько наворочали! А с нас никто этого не требовал. Ну, а клуб, скажем? Для кого он? Для вас же! Играй себе, Саша, на здоровье в пинг-понг! Но и работу не забывай! Подумайте, сколько сил отняла стройка у Булатова! А борьба со всякого рода бюрократами и краснобаями? Сколько пришлось ему выдержать стычек! К сожалению, есть еще у нас людишки, которые до хрипоты ратуют за правду, а сами, как доходит дело до работы, — в кусты…
И верно, хозяйственная сметка в натуре Булатова действительно есть. Этого у него не отнимешь. Но почему же он всегда стремится все сделать сам, почему не привлекает к работе ни молодежь, ни старых, опытных инженеров? Памятник, что ли, хочет соорудить себе на Камчатке?