Мы и не заметили, как вошел Толя Пышный. А он, отыскав глазами Степанова, сказал: «Тут нам, Степанов, лампочка для крана понадобилась, а склад был закрыт. Ну мы и взяли у тебя… Сегодня верну». И сразу же все заулыбались, как-то легче дышать стало в нашей курилке, несмотря на то что дыму было полно. И вот что, Галинка: видно, твоя работа не пропала даром. Очень многие из грузчиков стали мыслить по-иному. Ну, а теперь, надеюсь, ты покормишь меня?
Ставя на стол тарелки, я подумала: «Нет, Игорь, о моей «победе» говорить нечего, каким был Пересядько, таким и остался. Что же, в конце концов, надо сделать, для того, чтобы такие, как он, перестали делить в жизни все на «мое» и «наше»?»
— Да, еще новость, — сказал Игорь. — Завтра Покровский-Дубровский летит за протезом, утром зайдет к тебе. Спрашивал у меня, что надо привезти из Хабаровска.
…В этот вечер Игорь долго сидел у меня. А на следующее утро я проснулась от странного ощущения какой-то большой радости. Вспомнив, что должен зайти Виктор, я быстро оделась. «Интересно, поедет ли мать с ним или останется?» Я вышла за дровами, а когда принесла их, то услышала голос Виктора. Выглянув в коридор, я увидела Виктора, беседовавшего с Вовкой, трехлетним карапузом из соседнего подъезда. Он ухватился за костыль Виктора и, глядя снизу вверх, спрашивал:
— Дядя Витя, куда ногу дел?
— Я ее, Вова, дома оставил, — беспечно ответил Виктор, улыбнулся и положил большую свою руку на головенку малыша.
— Спрятал, да? — не отставал Вовка. — А разве можно ногу отстегнуть? Покажи, как это делают, а?
«Побеседовав» с Вовкой, Виктор зашел ко мне. Должно быть, он заметил слезы на моих глазах, потому что сказал:
— Очень прошу вас, Галина Ивановна, без сырости. Не люблю слез. Между прочим, у мамы тоже глаза на мокром месте. Лучше скажите, что вам привезти с материка? Эх, наконец-то я услышу перестук колес…
— Мне ничего не надо, Витя. Ты только возвращайся побыстрей. Мама с тобой едет?
— Нет, она ведь работает в детсаде. Вы тут за ней посмотрите, пожалуйста, Галина Ивановна, чтобы не скучала.
— Хорошо, Виктор. Ну а в домик вы свой перебрались?
— Да, еще в воскресенье! Учтите — новоселье за мной! — Он помолчал немного, теребя в руках перчатки, и добавил: — Вы будете у нас главнейшей гостьей. Ведь я ваш должник… Понимаете, хочу снова мамину фамилию взять. Вы тут, пожалуйста, разузнайте, как все это делается. Когда-то, дурень, имел уйму фамилий и даже гордился ими. — Он горько усмехнулся. — Эх, вернуть бы детство, школу!.. Да вы же на работу можете опоздать! Идемте, я провожу вас. Хотя провожатый из меня и неважный, но все равно я тоже иду в управление, нам по пути. Мне, знаете, начальство деньжат подбросило на дорогу. Честное слово, никогда не думал, что ко мне такую заботу проявят!..
Всю дорогу Виктор без умолку болтал, жадно расспрашивал о наших общих знакомых. Я чувствовала, что он после больницы стал каким-то другим. Вслушиваясь в его реплики, я старалась понять и осмыслить те перемены, которые произошли в нем.
— Ну, счастливого пути, Виктор! И поскорее возвращайся, — сказала я и крепко пожала ему руку.
Кущ завалил меня работой: три пакета с претензиями. Открыв первый пакет, я прямо ахнула — претензия на лес!.. Со всех ног помчалась к Кущу, в соседний кабинет.
— Вот, пожалуйста! Разве я была неправа? Платите теперь денежки. Надо бы сделать так, чтобы Булатов из своего кармана их выложил! Да только ему жизни не хватит такую сумму выплачивать!
— А ты не шуми, спокойнее, — сказал он, взяв у меня бумаги. Пробежал глазами претензию и даже присвистнул. — Вот это орешек! На двести девяносто тысяч рублей! — Кущ задумался, потом сказал: — Галина, вот что — позвони-ка ты в портофлот и узнай у Полубесова, сколько времени наши катера простояли из-за топляков.
Я сразу поняла Куща: он хочет подать встречный иск. Здорово! У телефона оказался Сашка.
— Сашок? Это я, Галина. У тебя есть данные простоев буксирного флота из-за топляков?
Сашка ответил, что есть. Кущ тут же сказал: