На небе стали зажигаться редкие, еще бледные звезды. Наступала короткая летняя ночь.
— Пора возвращаться? — неохотно спросила Ри.
— Может быть, переночуем в автолете? — предложил Элено. — Сидеть всю ночь у костра я бы не рискнул: Кибехо набито песевдообъектами.
— Встретим рассвет, — решила Ри. — У меня пистолет на всякий случай.
— Чудесно, — согласился Элено.
Они поднялись на ноги над все еще тлеющим костром. Это одновременное движение заставило их переглянуться. Элено и Ри встретились глазами. Ри снова почувствовала легкую дрожь. Элено взял ее за плечи, они, не сговариваясь, наклонили друг к другу головы. Когда долгий, медленный поцелуй закончился, Элено только сказал:
— Хорошо, Ри, пойдем.
Казалось, что ничего не произошло. Но по дороге к автолету они еще несколько раз переглядывались. В кабине запах дорогой кожи смешивался с сосновым ароматом из кондиционера. Элено и Ри закрыли дверцы. Ри стянула свою серебристую куртку, которая создавала ощущение недоступности, точно металлическая броня. Некоторое время оба просто неподвижно сидели, держа друг друга в объятиях. Они не сговаривались заранее и не спешили.
…Утром они вышли встречать рассвет. Над озером стоял туман, белое марево дымилось в прибрежной траве. После бессонной ночи в замкнутом, тесном пространстве, обоим было смешно смотреть друг на друга. У Элено на подбородке стала заметна щетина. Узкое лицо Ри за ночь, казалось, осунулось, а пышные черные волосы растрепались.
— Идем, умоемся в озере, — махнул рукой Элено, спускаясь со склона к воде.
— Нет ни кофе, ни бутербродов: мы же не рассчитывали заночевать, — сказала Ри, и оба беспричинно засмеялись.
Кусты и трава были в росе. Элено в ботинках сразу промочил ноги, высокие сапоги Ри заблестели. На берегу Элено притянул Ри к себе, и они поцеловались. Потом Ри умывала лицо и руки, присев на корточки у самой кромки озера, а Элено — нагнувшись и захватывая пригоршнями воду.
— Прекрасный пейзаж, Ри, — сказал он, выпрямляясь.
Она кивнула, глядя в сторону огненной полосы неба; прямо на ее сощуренных глазах лежал слабый блик всходящего солнца.
На кухне тихо звучало радио. Сеславин в расстегнутой на груди рубашке склонил голову над столом. Он разбирал письма. Адрес на конвертах был очень простой: "Сеславину из Даргорода, землепроходцу" или "Сеславину из Даргорода, "Северная Олива". Не зная настоящего адреса, люди надписывали конверты так, надеясь, что письмо будет доставлено в лагерь или что в почтовых отделениях Даргорода сумеют найти, где живет известный ветеран-землепроходец.
Но эти письма писались не ему. Множество людей из разных краев обращалось к Элено Харту и Ресс Севан. Их книги быстро завоевали любовь читателей в Обитаемом мире. Не меньшей сенсацией стала судьба самих Элено и Ри. Для всего Обитаемого мира они были мужчиной и женщиной, представляющими собой человечество Земли Горящих Трав.
Им писали на разных языках. Сеславин, два года назад сдавший экзамены за университетский курс, свободно владел двумя. Если язык был ему незнаком, Сеславин откладывал письмо в сторону, чтобы потом отдать переводчикам.
Обязанности Сеславина состояли в том, чтобы приносить Элено и Ри материалы, сообщать новости, разбирать корреспонденцию. Когда соавторы писали «Вихри», он обращался в научные центры, занимающиеся изучением Летхе, Патоис и прочих мест действия романа. Он же держал Элено и Ри в курсе насчет подготовки рукописи к печати и судьбы книг в Обитаемом мире.
— Никогда не думал, что возьмусь за бумажную работу, — самому себе удивлялся Сеславин.
Ему часто приходило в голову, что он предпочел бы по-прежнему заниматься исследованием Земли. Сеславин до сих пор не мог забыть, как они с Аттаре копали руины в Тиевес. Но он стал хорошим связным, который за два года отладил механизм тайных встреч и обмена информацией с Элено и Ри. Сеславин решил, что двое его земных друзей всегда смогут положиться на него. Поэтому он научился скучной для него, кропотливой секретарской работе.
Ярвенна в другой комнате укладывала спать маленького Стиврата. Прислушиваясь, Сеславин иногда усмехался: ему было слышно, как она поет песню о том, что к Стиврату придет кот и покачает ему колыбельку, а за это она даст коту кувшин молока и кусок пирога.
Вскоре Сеславину попалось письмо, которое стоило перевести на язык Земли. Школьный учитель-словесник рассказывал, как на его уроке старшеклассники обсуждали "Учителя из Тиевес" и современное положение людей Земли. Это письмо могло пригодиться Элено и Ри для "Сердца мира" — как пример мировоззрения молодежи.
Элено и Ри приняли безумное решение.
— Ри, ты действительно этого хочешь?
— Эл, тебе будет хуже, чем мне: ты готов?
В рукописи про Обитаемый мир они называли Даргород — Даргородом, использовали подлинные имена, описывали действительно существующие способности: сияние, личные алтари, кровную связь людей с земнородными. Первое время Элено и Ри рассчитывали, что вопросы со стороны Ведомства они отобьют: много публикаций об иномирцах появлялось в официальных СМИ. Соавторы предполагали дать объяснения, что всего лишь использовали заинтересовавший их материал. Мир романа является полностью вымышленным, а некоторые имена, названия и способности его жителей Элено и Ри просто взяли из СМИ, чтобы облегчить себе работу.
Оба соавтора понимали, что их объяснение шито белыми нитками. Собирать подробные сведения о мире из "зоны С-140х" для описания не царства зла, а чудесной утопии — само по себе вызов существующему порядку. Элено и Ри видели, что им нужно или отказаться от темы последнего романа или, наоборот, больше не думать об осторожности.
Вскоре они все чаще стали останавливаться на одной мысли. Что если они осмелятся объявить публично: все материалы переданы им землепроходцем из сопределья?
— Не знаю, Эл, что мы выиграем, — волнуясь, говорила Ри. — Еще во время "войны с памятниками" Стейр утверждал, что иномирцы постараются подбить земных людей на неповиновение тем, что будут расхваливать их историю, культуру, возможности. Люди возомнят, что способны жить без руководства высшей расы, начнутся мятежи, кровь, беспорядки… Наши книги просто назовут частью этого… — она поискала слово, — соблазна. Что мы выиграем, Эл?
— Вспомни, Ри. Информацию о нашем друге мы с тобой оба получили из СМИ. Из тех самых передач, в которых говорилось, что Обитаемый — это мир серости и нищеты, глобального рабства. Это нас остановило? Чем бы ни назвали наши книги, люди получат из них информацию, о которой смогут думать.
Ри кивнула. Она хорошо помнила, как в кадрах передач появлялось лицо Сеславина, нарочно снятое так, чтобы казалось то агрессивным, то тупым — с крутыми скулами, со взглядом исподлобья.
— Ты прав, Эл…
— Уединиться в роскошной лесной усадьбе и писать книги было хорошей идеей, Ри, — чуть-чуть усмехаясь краем рта, заметил Элено. — Но дальше это будет иметь все меньше смысла. Понимаешь, я убежден: то, что сказано в наших первых трех книгах, уже не так сильно дополнили бы даже следующие тридцать, — Элено помолчал. — Мы не люди искусства. Как я уже однажды сказал, мы обыкновенные бунтовщики. Вернее, пока что, бунтовщики с особым комфортом, — он усмехнулся снова. — Но мне кажется, есть неизбежная логика вещей.
— Логика? — переспросила Ри. — Политики и журналисты постоянно говорят о морали, о высшем вселенском принципе, о мирах "зоны С-140х", лежащих вне нравственного закона. Недавно для выезда из мегаполиса установили визовый режим. Люди не смогут покидать город, разве что по туристическим путевкам. Низшим слоям собираются навязать особые условия обязательного страхования, контроль за передвижением — всё, разумеется, для их собственного блага… Эта логика?
— Да. Неумолимый ход вещей, — подтвердил Элено. — Иногда мне кажется, что в этих условиях беречь себя… как-то… антиисторично.