Подобного рода процедура — поскольку описанная выше операция представляла собой лишь часть более крупного предприятия — сделалась уже стандартной, все это было рассчитано на то, чтобы произвести впечатление на союзников. В емкостях, взорвавшихся над котловиной, находилась радиоактивная пыль. В соответствии с моделированием ситуации, имелась возможность того, что несколько, не более двух десятков партизан могло пережить нападение — ведь нельзя обладать полной уверенностью, когда в игру входит столь большая территория и столько много изменяющихся факторов — к примеру, тот самый арсенал на северном склоне: они ведь понятия о нем не имели. То есть те, которые выжили, с тех пор должны были стать живым свидетельством силы, но прежде всего — суровости и беспощадности обитателей Земли Сталина: «Вот какой конец ждет наших врагов!» Если они и замышляют какую-то пакость (а ведь наверняка замышляют), это даст много пищи для размышлений предводителям Союза: эти живые трупы, пораженные лучевой болезнью и молящие прикончить их.
Еще ни одна империя не была построена на доброте и милосердии.
— Пора! — крикнул Лоон, и не отзвучала последняя гласная, как они были на Земле Сталина.
В громадном искусственном гроте, выбитом в скале специально для потребностей операции (в своем естественном состоянии этот склон котловины на Сталине теперь открыввался идентичной, как и на Демайском, пещерой), было светло, будто в лаборатории; ослепленный Круэт, замигал. Здесь царил тот характерный для военных операций тип упорядоченного хаоса, который так привлекает гражданских. Здесь перекрещивались, отдаваемые резкими голосами многочисленных командиров, ведь почти каждый здесь имел кого-то в подчинении; урчали и ворчали машины; Катапульта, заполняющая своей металлической тушей большую часть грота, с протяжным стоном останавливала разогнанные внутри себя механизмы. Визуальный кавардак бросался в глаза — могло показаться, будто это их кто-то атаковал, а не наоборот.
Круэт спустился с платформы переброса по крутому пандусу; платформу образовывал цилиндр высотой в четыре метра и диаметром в восемь, заполненный синтетическим, хорошо утоптанным песком особого, красно-коричневого цвета, очень хорошо известным всем Разведчикам, агентам и солдатам Корпуса.
Майор заметил Мисиньского, единственное здесь гражданское лицо, который беседовал с каким-то янтшаром (человек с земли Картера, все еще в боевом облачении, стоял тылом к Катапульте, Мисиньский опирался о камень) и подошел к ним.
— Мисиньский…
— О, это вы, господин майор, — попал в тон Мисиньский.
Картериец обернулся. Зеркальное забрало было поднято, плитки систем наведения раздвинуты. Круэт узнал в нем сержанта Мерфи, командира приданных для этой операции наемников.
— В чем дело? — спросил он; затем отметил маневр Мисиньского и рявкнул: — Мисиньский, мне нужно с тобой поговорить относительно этого твоего разведовательного гения.
— Двое моих людей ранены, — буркнул Мерфи. — Левая рука, перелом кости; левая нога, вывихнута лодыжка.
— И что с того?
— Бабки они хотят немедленно.
— В контракте указан срок выплаты компенсаций… О'кей, выплатят вам эти деньги.
Мерфи кивнул, неожиданно выражение его лица изменилось.
— Господин майор, знаете этот анекдот… — начал он, перебросив стэйрлсон за спину, где черные щупальца охватили его и тут же втянули в расплющенный на комбинезоне футляр.
— Не сейчас. — Круэт повернулся к удиравшему Мисиньскому. — Мисиньский! А ну вернись!
Тот вернулся.
— Кто-то хочет вас слышать, — сообщил он, подавая майору телефон. Круэт подозрительно зыркнул на гражданского, но телефон принял.
— Майор Круэт.
— Ну, наконец-то.
— Майер?
— А кто еще? Что там за придурок утверждал, будто тебя нет?
— Потому что меня и не было. Но то, что придурок — святая правда.
— Данлонг тебя хочет.
— Что значит: хочет? Влюбился?
— Не задирайся. У него для тебя какая-то работа.
— А чем я, по его мнению, занимаюсь? Как только научусь размножаться делением, так сразу же сообщу, и вот тогда смогу делать семь дел за раз. Пока же что — я человек.
Только этот потрясающе долгий ответ на Майера, как показалось Круэту, никакого впечатления не произвел.
— Тебя снимают. Операцию берет на себя Мисиньский; военная часть уже практически и закончилась. Сегодня вечером ты должен появиться в сто шестнадцатом.
— С каких это?
Майер разумно отключился.
Круэт прикрыл глаза и выматерился.
Когда он снова открыл их, то был почти спокоен.
— Мисиньский!