Земля и лира

И террасы этажами
На домах больших — садами,
В лунном серебре цветут;
Гости, скрипки, звуки льются,
Все влюбленные, смеются,
Из цветов венки плетут.

Он прославлен, он играет,
И рояль большой звучит,
Сердце счастьем замирает,
Мир внимает и молчит.

Белыми к рылами руки
Опираются на звуки
И грозят судьбе слепой;
Он с землей летит, несется,
Во вселенной счастьем бьется, —
Увлекает за собой.

Видит он как воплощают
Звуки вечную мечту:
Хочет он, как души чают, —
Не погибнуть на лету;

Испытать и царство славы,
Жертву сладостной отравы,
И свободу, и любовь;
Чувство невозможной смерти,
И сиянье звездной тверди,
Сердца творческую новь…

Фейерверки над рекою
Звездной россыпью горят,
Смелой ловит он рукою,
В ночь бросает их опять.

Этот праздник — в честь удачи,
И не может быть иначе —
Он творил для всех людей:
И машины и турбины,
И не гнутся нынче спины
У отцов и матерей;

И техническою новью
Овладело и дитя.
— Как вы сделали? — «Любовью!»—
Отвечает он шутя.

Он строитель, — вот награда! —
Будет лучшее… И рада
Сотворенному душа.
— «Всё для всех, и это — наше!
Что есть лучше, что есть краше», —
Шепчет он, едва дыша.

И законы все простые,
Жизнь прекрасна и тиха,
Люди все, как в дни святые, —
Без вражды и без греха.

Лодки плавают, кружатся,
Волны теплые ложатся
На реке, среди цветов;
И глядят в цветную воду
Как в любовную свободу
Очи дев, как очи снов…

В лодку сел он. Лодка в глине,
И несет ее река,
Гонит лодку по стремнине
Хладный ветр издалека.

Волны пенятся, заносят,
Вёсла волны бьют и косят, —
Страшный бег не удержать;
Чует он голодный холод;
Всё не то, и он не молод, —
Больно на земле лежать.

Он встает, спешит укрыться
От земли и сквозняка;
Сон ли это только снится
Для больного босяка!..

Стены, ямы, переулки;
Тяжелы, поспешны, гулки,
Неуверенны шаги;
И, враждебные, едины
Все дома, — как будто льдины
Для негнущейся ноги.

Видит площадь он. Привычно
Всё вокруг — как ночь без сна
И луна над ним обычна —
В желтой мути, не ясна.

И на площади пустынной
Кто-то с крытою корзиной —
С райской птицею живой, —
Вдруг подходит, обнимает,
Головой ему кивает, —
Не живою головой.

Снял с когтями рукавицы,
Говорит: «Пришел просить?»
Общипал живую птицу,
Разломил и дал вкусить.

— «Всё абстрактно, объективно
Что-ж не кушаешь, противно
Певчей крови горечь пить?» —
Слышит голос он. И следом
Тот бежит за ним с советом —
Как любить и что любить.

И от огненной занозы
Сердцем бьется боль и страх,
Горечь мертвая и слезы
Стынут желчью на губах.

Прочь бежит он в страхе диком
От торговца с мертвым ликом
По знакомому мосту.
Звезды на небе бледнеют,
Стынет тело, руки млеют, —
Как прибитые к кресту…

Средь камней и ночи зимней
Озирает свой ночлег,
Будто снег на камнях иней,
Будто есть в Париже снег.

Хочет лечь он, и не может,
Память мутная тревожит,
Вспоминает он, дрожит;
Видит сумку с давним хлебом
И себя под страшным небом:
Он как каменный лежит.

Тусклый свет баржи маячит,
Тень воды легка, ясна,
И земное сердце плачет,
Просыпается от сна.