Разговор был короткий. Варлампий Михайлович не оправдывался: на самом-то венце так опростоволоситься…
Когда через час директорская синяя «Волга» вновь пробегала мимо этого поля — уж так сложился маршрут, — агрегат работал, а на обочине стояла тележка с бумажными мешками, в которых доставили удобрения.
За стеклом машины мелькнула цепочка двухквартирных домиков, целая улочка, построенная в первые годы его директорства. Как-то районная газета напечатала очерк «Встают огни над Лиссоновкой». Так зовут улочку жители, дело, как говорится, их. Однако он сердится, если при нем вспоминают тот очерк.
А в середке деревни двухэтажный кирпичный вроде бы особнячок, но вообще-то это маленький отделенческий комплекс. Контора и клуб, а на втором этаже — школа. Тоже своя история. Районный отдел народного образования объявил о закрытии здесь малокомплектной школы из-за ветхости здания. А закрой школку — и будет он, директор, вскоре «закрывать» деревню, то есть все отделение. И вот она, новая школа, и живет сельцо Поповка на оживленном тракте Сажино — Бугалыш, и сотня рабочих рук тут, не бесхозная земля.
— Полями в Коневское отделение, — сказал шоферу.
Мельцов, коневский управляющий, тоже встретился вскоре, не успела «Волга» пробежать по его землям и двадцати километров.
— Заканчиваем, — доложил он по-деловому. — Поле большое, но все работы враз.
— Отчет — к утру?
— Так точно. Как обещал.
За бывшей деревенькой Камаи «Волга», мягко осев, встала на вершине гривки, вытянувшейся по-над широкими двумя параллельными ложбинами.
Далеко окрест были видны поля; ближний массив, местами еще серый от стерни, был разлинован черными полосами: вели пахоту пять тракторов, а далее уже сплошь черное поле утюжили два сцепа борон; и уж совсем далеко, у дымчатого леска, ползли посевные агрегаты, за которыми чуть не вслед ровнялась пашня еле приметными отсюда голубенькими колесниками с кольчатыми катками.
Это была чудная, волнующая сердце картина. Такая мощь, такая силища… Вот так — кулаком, в котором сжаты все пальцы, нынче и работали везде; не в сем ли разгадка того вчерашнего облегченного вздоха агронома, почуявшего вдруг, что одолели с людьми и техникою все.
За призрачной камайской долинкой, где возле дороги памятником долго стояли пустые крестьянские ворота, машина выскочила снова на бугор, за которым начиналось поле с неповторимым именем — Морешко. Поле в мокрой низинке было почти что сухо, значит, пора закругляться с севом, товарищ директор…
Итожа три посевные недели, он вспомнил, как в начале сева сидели с активом над бумагой, спущенной сверху. Было предписано каждому агрегату во имя ускорения работ и вящей заинтересованности в этом людей устанавливать задание на всю посевную и премию по итогу. Посевному агрегату, бороновальному и т. д. Вроде все продумано там, наверху, выстроено столь стройно, что здесь, внизу, только исполняй и пожнешь успех.
— Меня не устраивает этот порядок, — сказал Лиссон активу, зная, что будет поддержан.
— Да, — сказал актив. — Надо подумать.
— Дайте свои предложения.
Следуя той, рекомендованной, схеме, специалисты лишали себя возможности маневра. Установи трактористу Иванову задание по пахоте на всю посевную, назови ему премию — и не сможешь поставить его уже ни на сев, ни на боронование, ни, допустим, на дискование или культивацию, даже если обстоятельства будут складываться так, что именно эти работы окажутся в прорыве.
Установили: начислять премии ежедневно за процент перевыполнения сменных норм независимо от вида посевных или предпосевных работ, причем чем выше перевыполнение, тем больше премия, суммарно все премии выдать в конце посевной.
Агроном и управляющие получили необходимую свободу маневра техникой, люди — стимул делать как можно лучше и больше, причем то, что в данной обстановке особо важно.
За опущенным стеклом все неслась, плыла пустынная уже, вся черная, как воронье крыло, земля, в которой лежало зерно. Не оно ли местами уже заставляло голубеть пашню? Не первые ли всходы подернули ее призрачной поволокой?
Да, сев этот дался нелегко, но разве давалось ему что-нибудь легко, разве не получал он шишек и выговоров, не попадал в такие обороты, что голова кругом? Но дюжил.
Легко ли было в Поташке, где прожил четыре долгих года, где прибавилась семья — родилась «сельскохозяйственная», как шутили они с женой, дочурка Лариска — третий ребенок.
Свой совхозный приказ за номером один он подписал в Поташке 25 февраля 1960 года. В приказе говорилось об организации совхоза «Поташкинский», о вступлении его в должность директора и о прочем, что в таких случаях положено.